Песни китов
Шрифт:
7
Это было возвращением в юность, когда Севка Рогов гонял по улицам Пряжска, поплевывая на гаишников. Только мотоцикл был другой, намного мощнее, да еще вооруженный пушкой. Песок, грязь, болото — мотоциклу по фигу, он наверняка достигнет заветной цели, к которой стремится. Далеко ли до цели? Рогов притормозил возле указателя с надписью «Лужки 3 км» и опять дал по газам. Рукой подать! Денег, правда, не было, но зачем деньги, когда есть пушка?
Подъехав к домику с вывеской «Продукты», Рогов развернул ствол в окна.
— Эй, есть кто-нибудь?!
Никто не отзывался.
Оглядываясь, Рогов быстрым шагом направился обратно, залез на сиденье и резко надавил педаль стартера. Не заводится! Раз за разом он давил педаль, боясь взглянуть на дверь, из которой в любой момент могла показаться беда. Мотор, наконец, затарахтел, и Рогов рванул с места так, что грязь фонтаном брызнула из-под колес.
Он мчал по лесной дороге с сумасшедшей скоростью, на поворотах почти касаясь земли. Что там в зеркале заднего обзора? Надо же: «Кашалот»! Откуда он взялся в лесной глуши?!
Рогов прибавил газу, только амфибия не отставала: не умещаясь на узкой грунтовке, она ломала по обочине сосны, будто спички, и, похоже, приближалась. А тогда и пушка не выручит, перед корабельным вооружением она как «поджига» перед пушкой! Он выкручивал ручку до максимума, но когда оглядывался, видел корабль все четче, уже различая в рубке человека в белом кителе. Догоняет, сукин сын!
Вскоре впереди мелькнул просвет. Рогов ожидал, что выскочит на песчаный пляж, а оказался на огромной свалке, по которой бродил — кто бы вы думали? Жарский!
— Эй, ты чего тут делаешь?! — прокричал Рогов, соскакивая с мотоцикла.
— Я? Сторожу этот ад. Мы же договорились: создания наших рук после утилизации попадают в технический ад.
Рогов повернулся к лесу.
— Не до этого сейчас! Там белый мичман!
— Так он тоже здесь сторожем. Вроде как сменщик мой.
Жарский взглянул на часы.
— Кстати, сменщик что-то задерживается…
— Ну да, задерживается! Знаешь, как он меня сейчас по лесу гнал?! Он же корабль захватил!
— Не перегибай палку, Рогов. Он просто ведет «Кашалот» на кладбище, потому что пора.
— Как, и «Кашалоту» пора?! А я думал…
Пробуждение было мгновенным, причем спал он явно не в отсеке. Где? Понимание пришло, когда пытаясь встать, звезданулся головой. Похоже, залез под второе дно. Что не удивляло: накануне крепко поддали гусевской настойки, от которой крышу сносило на раз. Придумал, ботаник хренов, ягоду какую-то в спирт добавлять! А что это за ягода, не сказал, может, волчья, после нее в башке такое творится!
Кажется, о техническом аде, куда попадают после гибели плоды рук человеческих, вчера говорил Жарский. Мол, когда-нибудь и «Кашалот», и танки, наполнявшие трюм, попадут на свалку или пойдут под автоген, а в том мире окажутся в своем аду! А майор Корягин полез в бутылку: не трожь наши «Т-90», лучшие танки в мире! И бабы наши — лучшие в мире! О бабах речь зашла потому, что к военным в гости зачастили молодые женщины из соседней деревни, кажется, тоже принимавшие участие в пьянке. Или женщины были позавчера? Треклятая ягода вытворяла с воображением такое, что выдумка
Когда глаза привыкли к темноте, он различил абрис люка и поспешил вылезти. Спустя минуту он утолял жажду, приникнув к кранику котла на камбузе. А еще минут через пять сбежал по сходне на берег.
Они все больше отдалялись от жизни, привычной для большинства, погружаясь в свою особенную жизнь. Проверка аппаратуры, рев турбин, выход в море, эксплуатация на предельных нагрузках, вибрация корпуса, дрожание натянутых тросов, которыми крепились танки; и опять рев, вибрация и курс на берег, на который морское чудище выползало, ничуть не устав. Чудище могло летать над волнами денно и нощно, только керосин в емкости вливай; и люди, будто стесняясь своей усталости, немощи, бренности, устремлялись вдогонку, подхлестывая себя спиртом (да еще и дурь в него добавляли). Они не должны были отставать, по сути, превратившись в ходячие придатки механизма, который сами же создали.
Следующий выход в залив омрачился неожиданным происшествием. Рейс был ночным, хотя разгонялись не меньше, чем в дневное время. Залогом безопасности были: а) точнейшее навигационное оборудование, б) предупреждение об опасности, которое рассылалось другим плавсредствам. Гражданским судам вообще нельзя было заходить в тот район, но ведь нашим людям писаные законы — не указ.
Удара не почувствовали, просто мелькнуло что-то в луче носового прожектора, вроде как лодка. На всякий пожарный сделали разворот, вернулись обратно на малом ходу, а на воде — ошметки от «Казанки» (как выяснится позже), и какой-то придурок с окровавленной башкой среди них плавает! Тут же спустили мотобот, придурка подняли на борт, радуясь, что уцелел; да только рано радовались: двое других, удившие с ним рыбку, отправились ее кормить.
Скандал, понятно, переговоры по рации с берегом, вызов водолазов, ментовский катер, на который пересадили незадачливого (удачливого?) рыбачка, а еще ругань между Востриковым и Булыгиным, едва не перешедшая в драку. Капитан первого ранга по-прежнему был отлучен от штурвала, но в навигацию влезал, предлагая тот или иной курс. Роковой ночной маршрут тоже разработал Востриков, из-за чего сдаточный капитан обложил его матюгами.
— Этот квадрат запрещен для гражданских судов, — нудил Востриков, утирая трясущейся рукой пот. — Они сами виноваты! А на вас я напишу рапорт за оскорбления!
— Пиши, что хочешь, только не лезь, куда не просят! Здесь всегда судака ловят, причем на таких корытах, какие ни в один локатор не углядишь!
Рогов же, слушая перепалку начальников, все больше уверялся: корабль просто-напросто сожрал еще парочку жизней. Это были посторонние жизни, только «Кашалоту» все равно, кого хавать, на то и хищный кит.
Когда под утро выползли на берег, спать никому не хотелось. Гусев вытащил из рундука настойку.
— Будете? Созрела вроде…
— Давай… — отозвался Жарский. Когда темно-красная жидкость была разлита, он поднял стакан: