Песни мертвых детей
Шрифт:
Питер закрывает книгу. Он смотрит на Эндрю, пытаясь угадать его реакцию. Я тоже.
Тем, кто не знает Эндрю, может показаться, будто он тычет палкой в костер от скуки.
Но мы с Питером знаем Эндрю лучше всех на свете и видим, что с ним происходит на самом деле. Эндрю всегда такой скучный, когда глубоко задумывается или принимает тяжелейшие решения. Он морщит лоб. Губы поджаты. Одно веко слегка подергивается.
А еще через миг его рот кривится, съезжает на одну
— Они динозавры, — говорит он. — А мы катастрофа.
— Именно, — говорит Питер. — Я знал, что ты поймешь. Как я раньше этого не замечал, просто не знаю. Как только я понял, мне все показалось таким очевидным. Они — динозавры, мы — катастрофа.
— Нет, — говорю я. — Мы не катастрофа. Мы хомо сапиенс. Мы — это те, кто выживет. Если мы катастрофа, тогда для нас нет будущего. Мы должны быть теми, кто выживет.
— Но мы все согласны, — Эндрю смотрит на костер, — что динозавры должны умереть.
— Да, — говорю я.
Питер по-прежнему колеблется.
— Почему ты хочешь, чтобы они жили? — спрашивает Эндрю.
— Он и так скоро умрет, — говорит Питер.
— Недостаточно скоро, — возражает Эндрю.
— У него Большое Ры. Нам не нужно его убивать. А когда он умрет, она тоже умрет. Так всегда бывает.
— Мы хотим, чтобы они не просто умерли, — объясняет Эндрю. — Мы хотим, чтобы их убили мы. И в самую последнюю минуту они должны знать, что умирают из-за Мэтью, из-за того, что с ним сделали.
— Да. — Питер все-таки уступает. — Я ненавижу динозавров. Даже самая ужасная вещь для них не слишком ужасна.
— Не беспокойся. С ними случатся самые ужасные вещи.
Мы знаем, что уже поздно. Мы слишком задержались. Влетит от родителей. Но уходить не хочется.
На следующий день я захожу к Питеру раньше обычного. Четверть десятого утра.
Потолок в холле по-прежнему весь в копоти. Отец и мать Питера на работе. У меня две сигареты, которые я стащил из материной сумки.
— Здесь нельзя курить, — говорит Питер. — Они взбесятся, если застукают.
— Тогда пошли куда-нибудь еще.
— Я думал, мы встречаемся в Базовом лагере № 1, чтобы все обсудить.
Питер прав. Именно так мы договорились вчера. Но я хочу с ним поговорить. Без Эндрю. Мне нужно быть в нем уверенным.
— Только в десять ноль-ноль, — напоминаю я. — Пошли на зады.
За домом Питера большое поле. Там растет крапива.
Тропинка между высокими жалящими стеблями выводит к упавшему дереву. Сюда мы всегда ходим, чтобы тайком покурить.
— Ладно, — соглашается Питер и плетется за мной.
Для начала мне хочется сказать Питеру
— Ты вчера здорово выдал, — говорю я. — Просто класс.
— Ну, в каком-то смысле я уже некоторое время шел к этой идее.
— Но как ты ее подал… У тебя хватило смелости продолжать, когда Эндрю тебя перебил.
— Я считал, что должен как минимум дойти до конца.
— А ведь поначалу он совсем не сек.
— Он просто обдумывал последствия.
Я понимаю, что взял слишком быстрый темп.
— Разумеется, — говорю я. — Но ты-то все эти последствия понимал уже в самом начале.
— Ну… — отвечает Питер.
Всегда такой скромный.
— И я уверен, тебе известно, что вымирание — это постепенный процесс.
— Да, очень-очень медленный.
Мы подходим к упавшему дереву и забираемся на него. Я зажигаю одну сигарету спичками «Суон Веста», которые всегда при мне.
Я решаю помолчать и подождать, что скажет Питер.
Мы смотрим на крапивное поле. Крапива зеленая и серебристая. От росы кажется, будто сто миллионов крошечных паучков облепили листья паутиной.
Крапивное поле — безопасное место. Родители Питера никогда не осмелятся зайти сюда.
Мы легко могли забраться дальше упавшего дерева, в самую крапивную гущу. Конечно, мы бы тогда наверняка обстрекались, вот и сейчас на костяшках пальцев саднят маленькие белые точечки. (От крапивного жжения просто избавиться: прижимаешь к обожженному месту листок щавеля — и все проходит.) Но пока и упавшее дерево вполне безопасное место.
Я по-прежнему улыбаюсь. Я курю.
— Пол, — говорит Питер. — Как по-твоему, почему доктора спрашивали нас про поцелуи? При чем тут поцелуи?
Я отвечаю, что, наверное, через поцелуи люди могут подхватить болезнь, которой заразился Мэтью.
— А могут доктора сказать, как именно ты ее подхватил?
Я отвечаю, что вряд ли.
— А, — говорит Питер. — Может, поищем Эндрю?
— Еще не время, — отвечаю я.
Очень сырой и осенний ветер. Упавшее дерево пахнет гнилью.
На горизонте деревья уже похожи на фигуры из палочек.
— Когда это случилось? — спрашиваю я.
— Что случилось? — переспрашивает Питер, слишком быстро.
— Поцелуй, — говорю я. — Поцелуй, о котором ты так беспокоишься.
— Не понимаю, о чем ты.
Питер делает движение, собираясь соскочить с дерева, но останавливается. Он не хочет, чтобы я обвинил его в бегстве, а если он соскочит, так и произойдет.
— Если ты мне расскажешь, я не скажу Эндрю.
Питер все-таки соскальзывает с упавшего дерева. Неудачно приземляется и едва не падает.
— Мы не целовались.
Я жду.
Я молчу.
Я знаю, что Питер не выносит молчания. Он не выносит, когда надо прерывать молчание.