Песни/Танцы
Шрифт:
– В МГУ на какой факультет будешь поступать?
– Да все так же на биологический.
– Жуков и бабочек изучать?
– И их тоже.
Вот и поговорили. На самом деле, как бы нам не казалось, что за воротами КПП что-то изменится, не изменилось ровным счетом ничего. Вот мы, вот этот город, Москва, вот дома, вот люди… Вот пиво у нас в руках, сигареты. А больше ничего. Совсем. И поговорить даже не о чем, потому что все давно уже сказано. Никогда не ждите ничего нового, ступая на старую землю.
– Ладно,
Я посмотрел на часы. Половина девятого. У Паши поезд в полдесятого. У меня в час ночи. Дела. Мне предстояло провести в одиночестве целых четыре часа. В чужом городе. В чужом холодном и равнодушном городе.
– Пойдем, – смирился я, хотя после выпитого хотелось продолжить.
И мы пошли. Той же самой дорогой вернулись к метро. Посетили биотуалет, причем бабулька-билетерша даже не стала брать с нас денег, сказав, что для военных у нее вход бесплатный. Хоть это порадовало. Хоть кто-то в этом городе не пытался нажиться на других.
В метро проехали несколько станций и пересели на кольцевую ветку. Народу вечером прибавилось: люди возвращались с работы. А мы возвращались домой. Мысли в голове витали светлые и немного спутанные. Так всегда бывает, когда возвращаешься домой. Что-то там ждет впереди?
Вскоре пришло время выходить Паше. Я выбрался с ним на платформу. Постояли. Помолчали, разглядывая друг друга. Паша посмотрел на часы.
– Пора? – спросил его я.
– Да надо бы двигаться…
– Ну, давай тогда, – я протянул ему руку.
– Давай, – Паша сжал мою ладонь, – через месяц постараюсь выбраться в Питер… перед поступлением как раз…
– Там и увидимся.
Мы обнялись. Паша исчез в толпе. Наши дороги разошлись.
Ну что ж, пора мне было тоже ехать на вокзал. Искать свою дорогу дальше. К своей далекой звезде, с теплым попутным ветром и тишиной русских равнин. Либо по встречной полосе на предельной скорости, навстречу приближающемуся из темноты грузовику – как знать.
Танец Ночных шорохов
Ты ложишься на дно здесь. Город представляет собой храм в виде лабиринта. От дальнего круга к центру – алтарю в виде Зиккурата – ползут, червивятся улицы. Шипят.
Город наполнен шумом. Ветер гуляет по задворкам его обмершего нутра. Сожженное в собственном костре время. Время-ведьма.
– Раны от ударов кривым ятаганом, чей клинок пропитан курарой, смертельны.
– Ага. Смерть – лучшее из проявлений гуманизма.
Где-то за домами дымит крематорий. Черный дым наполнен криками испепеленных тел. Шорохами плутающих душ. Всюду эти шорохи.
Я продолжаю вести диалог со своим незримым собеседником:
– По ночам я вижу странные сны.
– Наши сны – это капля ванили в загустевшем соке отравленных растений реальности.
– Шорохи…
Звуки
– Один парень, он без глаза, глаз ему выбили камнем в детстве, он торгует порошком иллюзий. Он инкрустирует настоящее жемчугом грез.
– Все иллюзорно. Отклонения, которые раскраивают черепа зачарованных фантазий. Ты это уже где-то видел, наверняка видел. Настоящее – короткий путь в никуда.
– Кроткий.
– Кроткий путь кротких огородных пугал.
В той жизни осталось все. И не осталось ничего. В растворенном во мне бессилии рождаются мыльные пузыри удушающей грусти. Баллады кладбищенских привратников. Шорохи рассыпанных по заброшенным домам палых листьев. Смотри туда, внутрь, слушай их.
– Никогда ни к кому и ни к чему не привязывайся. Привязанность – то же безразличие, только много хуже. Это яд змей с обреченных планет.
– Чужеродных галактик.
– И того, и другого. Любые боги рано или поздно умирают.
Боги уже мертвы. Убийцы плетут веревки для ночных удавок – из собственной крови и семени. Исполинские статуи громоздятся на площадях. Беглые рабы выжигают хозяйские клейма серной кислотой. Сводят начисто. Остаются лишь подкожные шорохи.
Варна кшатриев занимает черные кварталы. Там знают о смерти не понаслышке. Одного парня забили камнями за то, что он онанировал перед статуей неведомого божества. Все просто. Летаргия помыслов.
– Летаргия духа.
– Летаргия духа порождает непроницаемую тьму дней.
Это последнее воззвание Каина. Это его город. Он смотрит пристально ему в душу. Душу, полную мрака. Кто он такой? Зачем он здесь? Тихие шорохи. Еле различимые.
– Я не знаю. Но если я здесь, значит, Там – уже кончено.
Возвращение – Песнь 1. Куплет 3
Я приехал на Ленинградский вокзал в начале одиннадцатого вечера. Паша, наверное, уже трясся в поезде. Я мысленно пожелал ему счастливого пути. До моего поезда оставалось еще больше двух часов.
Немного побродив по площади трех вокзалов, среди карманников, торгашей и вонючих бездомных, я решил отправиться в зал ожидания и скоротать время там. На вокзале встретил патруль, но на этот раз все окончилось благополучно. Скользнув глазами по моему военному билету, капитан – начальник патруля – отдал честь и пожелал хорошей дороги. Я поблагодарил его и поспешил скорее с глаз долой. Патруль пошел дальше.
Зал ожидания находился на втором этаже, я поднялся по лестнице и прошел в просторное помещение, заставленное скамейками, на которых сидели или лежали люди. Кто-то разговаривал, кто-то спал. Проходы были заставлены сумками и тележками.