Песня длиною в жизнь
Шрифт:
— Что нового в Париже? — Ее голос звучал на октаву ниже, чем обычно.
— Разве ты не можешь обменяться сплетнями после выступления? — донесся из-за двери голос Ива. — В последний раз говорю: надо идти!
Если бы она и дальше игнорировала его требование, он. по-видимому, ворвался бы в комнату и выхватил у нее из рук телефонную трубку. Подобную ситуацию она нашла бы забавной в другое время, но информация, которую она ждала, была слишком важной, чтобы терпеть такое чрезмерное проявление мужского характера.
Эдит попросила Андре подождать минутку. Она
— Пожалуйста, оставь меня в покое. Я тебе потом все объясню, а сейчас убирайся и закрой дверь.
К ее величайшему удивлению, Ив послушался так же невозмутимо, как это сделала бы собачка. «Женщине всегда нужно излагать свои требования громко, иначе не услышат», — подумала она. Скорее всего, Ив просто будет сдерживать свое нервное напряжение до тех пор, пока они вместе не сядут в машину. Но сейчас это не имело значения.
Она встала, подошла к двери и повернула ключ. Порадовавшись, что сможет спокойно поговорить без Ива или кого-нибудь еще, она снова взяла трубку.
— Деди, ты все еще здесь? Мы одни. Я должна идти прямо сейчас, но расскажи, пожалуйста, как прошел разговор.
— Еще раз прошу прощения, что не смогла дозвониться раньше, — Андре немного помолчала. — В двух словах: я думаю, что все прошло очень хорошо…
— Ты думаешь? Почему ты не знаешь точно?
— Что ж, господа были впечатлены моим заявлением, но они хотят проверить информацию и…
Сердце Эдит оборвалось. Легкий озноб пробежал по рукам и ногам.
— Это еще не конец разбирательствам, не так ли? — нерешительно спросила она.
— Ты должна дать им возможность все проверить. Но члены комиссии явно к тебе расположены. Эдит, я это ясно почувствовала. Уверена, что тебя скоро оправдают. А пока… — Андре колебалась.
— Что?
— Не повредит, если ты еще назовешь имя любого другого свидетеля. Не то чтобы они не поверили мне или усомнились в твоей помощи французским военнопленным, но я слышала, что они становятся очень дружелюбными, если в твою пользу свидетельствует еврей. Ты помогла многим. Было бы хорошо, если бы кто-нибудь дал показания перед комиссией.
Эдит охватила смесь разочарования и неуверенности. Что же, к конце концов, посчитают достаточным основанием, чтобы снять с нее обвинения в сотрудничестве с врагом? Где ей быстро найти человека, которого она не видела долгое время и при этом он был бы готов поручиться за нее в Париже? Конечно, были те, кому она помогла сбежать, но она даже не предполагала, где могут находиться эти люди сейчас.
— Норберт Гланцберг… — это имя едва донеслось сквозь шум телефонных помех. Эдит даже не совсем разобрала, в каком контексте оно прозвучало. Вдруг она вспомнила свой сон о немце, с которым у нее был роман. Неужели ее опасения стали реальностью? Пораженная, она спросила:
— А что с ним?
— Если бы ты могла найти Норберта Гланцберга, он наверняка дал бы показания. Черт возьми, ты потратила десятки тысяч в те годы, чтобы помочь ему скрыться от преследований. Это именно та история, которую хотели бы услышать господа из комиссии.
В дверь комнаты застучали.
— Эдит?! —
Эдит покачала головой. Жест был адресован и секретарю, и импресарио.
— Я не знаю, где Ноно, — сказала она Андре. — Все письма, которые я отправляла ему в Антиб, остались без ответа.
Дверная ручка поднималась и опускалась, Луи тряс дверь.
— Эдит?
— Боже мой! — простонала она. — Деди, мне нужно идти на концерт. Придумай что-нибудь. Пожалуйста.
— Я постараюсь выяснить, где он, — пообещала Андре. — Кто-то из Сопротивления сказал мне, что встречался с Рене Лапортом[61] во время освобождения Тулузы. А Лапорт был соседом Жоржа Орика[62] в Антибе, где Норберт Гланцберг нашел на некоторое время убежище. Может, они сбежали вместе?
Эдит повысила голос и крикнула:
— Лулу, не нужно портить дверь. Я сейчас выйду.
В трубку же добавила:
— Тулуза — это отлично. Мы будем там через пару дней.
— Знаю. К тому времени я уже что-нибудь узнаю о Норберте Гланцберге. Ты действительно очень выручила его в то время, когда это было чрезвычайно опасно. Не только для него, но и для тебя. Ты, наверное, помнишь Шарля Трене?
— О да, — горький смех вырвался из горла Эдит. — Эта глупая история…
Мелодия — результат импровизации Ноно на вечеринке в ее гостиничном номере — стала чем-то вроде лейтмотива их романа. Эдит понравился вальс, его полная драматизма динамика как нельзя лучше выражала ее тогдашнее отношение к жизни. Поэтому она снова и снова просила Ноно сыграть этот мотив. В то время они тоже долго гастролировали по югу Франции и часто встречались с различными деятелями искусства. В их числе был молодой певец Шарль Трене, который ценил дружбу мужчин больше, чем дружбу женщин.
Этот Трене однажды записал что-то на бумаге, стоя рядом с Эдит и играющим на фортепиано Норбертом. Вскоре после этого, будучи в Ницце, они случайно узнали, что Трене как собственное творение продал текст и музыку песни под названием «Турнонс, турнонс, турнонс» музыкальному издательству в Ницце. Это была мелодия Гланцберга. Дальше Эдит сделала все возможное, чтобы исправить то, что Трене небрежно назвал шуткой. Ей удалось добиться защиты авторских прав настоящего создателя мелодии и даже получить гонорар в несколько тысяч франков от музыкального издательства. Это было непростое дело в апреле 1943 года, к тому же хлопотала она для практически бесправного еврея.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — пообещала Андре. — Я сделаю все, что смогу, здесь, в Париже, и свяжусь с тобой, как только у меня появятся новости. Тьфу-тьфу-тьфу, хорошо тебе сегодня выступить, Малышка.
— Спасибо! — Эдит осторожно положила трубку.
Ее сердце колотилось в груди. Разговор не принес того результата, которого она ожидала, зато открылись новые возможности. Ей стало интересно, как отреагирует Ив, если она отправится искать своего бывшего любовника. Ее ревнивый друг, пожалуй, неправильно воспринял бы ее желание снова увидеть Гланцберга.