Песня длиною в жизнь
Шрифт:
Конечно, он был прав: ее привлекали гламур и красота. Однако она никогда не хотела обладать большим состоянием. Какой смысл в том, чтобы заработать тысячи франков в день и тут же потерять их? Или не потерять. И зачем переживать из-за небольшого спада на фондовом рынке, если завтра все будет уже по-другому?
Пока она одевалась, к ней пришла мысль: уж не пожаловались ли на нее Иву Симона или Андре? Симоне просто следует заткнуться, а секретарь должна выполнять свои обязанности: заполнять счета и вести документацию. В любом случае Эдит не хотела больше запивать
Три часа спустя Эдит и Симона вернулись в отель — беднее на три тысячи франков и в отличнейшем расположении духа. Ив лежал одетым на кровати и читал книгу, когда женщины, кудахча и смеясь, ворвались в комнату. Его несколько смутило это нашествие сумасшедших куриц, но у него не было другого выбора, кроме как обнять Эдит в знак приветствия и ответить на ее бурные поцелуи. Прежде чем он смог встать, она свалилась на него. Видимо, тоска по физической близости была так велика, что она даже не нашла времени, чтобы снять пальто.
— У твоих поцелуев вкус коньяка, — сказал он с улыбкой, мягко отстраняя ее.
Ив осторожно положил книгу на тумбочку.
— Мы были в том маленьком баре на площади де Терн, а потом отправились… — начала она, замолчала и выпрямилась, чтобы вопросительно взглянуть на подругу, которая подошла к краю кровати. — В скольких барах мы были, Момона?
Симона пожала плечами.
— Понятия не имею. В какой-то момент я перестала их считать. Их было так много на нашем пути.
— Тринадцать, — предположила Эдит. — Я уверена, что их было тринадцать, — хихикнула она, пытаясь ухватить Ива за руку. Тот вывернулся и поспешил встать. — Их должно было быть тринадцать. Это мое счастливое число, потому что тринадцатое октября — день рождения моего возлюбленного.
Ив посмотрел на нее, качая головой.
— Что вы делали в тринадцати барах? Я думал, ты хочешь купить себе платье.
— О, я купила кое-что. Момона, покажи ему перчатки, которые я купила.
— Только перчатки? — ошеломленно спросил он.
Эдит заколебалась. Под пронизывающим взглядом его синих глаз результат их вылазки сразу стал выглядеть несколько иначе, совсем не так, как в мягком желтом свете уличных фонарей. Кроме того, множество выпитых за прошедшие три часа рюмок создавало некоторый сумбур в ее голове, и быстро упорядочить мысли не получалось.
— Всего лишь пара перчаток, — повторила она. Она подняла вверх руку. — В самом деле, только пара. Клянусь.
— Тогда… Получается, что ты меня услышала и не потратила кучу денег зря? — Эта мысль ему понравилась.
— Мы без гроша, — оборвала его Симона.
Ив уставился на нее.
— Как? Почему это? — На его переносице появилась резкая складка.
— Во время прогулки по магазинам мы посетили… сколько их было?.. Вполне возможно, именно тринадцать заведений, — с готовностью сообщила Симона. — А может, их было и пятнадцать. Везде так было приятно, и люди так радовались видеть Эдит Пиаф…
— Я так счастлива с тобой, дорогой, — неожиданно сказала Эдит. Она упала обратно на подушки и протянула руки к Иву. —
— Малышка опрокидывала одну за одной, — заметила Симона. — Это было очень забавно.
— Ты пропила три тысячи франков? — уточнил Ив голосом, лишенным всякого выражения.
— Не совсем. Мы же купили перчатки, — усмехнулась Эдит.
— Ты что, с ума сошла? — взревел он. — Как ты можешь так поступать? Ты выбрасываешь деньги на ветер. Это безответственно. Ты станешь нищей, если…
Она проигнорировала все его упреки, лишь игриво поглаживая его пальцами.
— Все это так неважно. Иди ко мне, дорогой, и сделай нас счастливыми.
— Я запретил тебе бесцельно тратить деньги!
Слово «запретил» задело в голове Эдит какую-то струну и заставило ее мысли поменять направление. По крайней мере, она немного протрезвела, и на смену хмельному веселью пришла злость. Взмахнув в воздухе ногами, она вскочила с постели.
— Что ты о себе воображаешь? — выкрикнула она. Ее голос задрожал и стал совсем низким. — Это мои деньги, и ты не можешь мне запрещать. Это не твое дело!
Ив сжал кулаки, словно хотел ее ударить, но с трудом совладал с собой. Он открыл рот, но не произнес ни звука. После долгого взгляда, злого, как проклятье, он без дальнейших комментариев повернулся и выбежал вон. Дверь с грохотом захлопнулась. На мгновение в комнате стало так тихо, что можно было бы услышать, как падают с дерева листья. Через некоторое время Симона произнесла:
— Кажется, он ушел.
«Боже мой, — подумала Эдит, — что я сказала?» Она закрыла лицо руками, когда поняла, как сильно она хочет присутствовать в жизни Ива. Деньги не были чем-то значимым, чем-то, что могло их разлучить. Счастье, которое они оба чувствовали, будучи вместе, значило гораздо больше, чем какие-то несколько тысяч франков. Слезы потоками текли по щекам. Ее пальцы стали мокрыми. В то же время Эдит ощущала тошноту и головокружение. Алкоголь плохо сочетается с нервным возбуждением.
Она не сняла, а сбросила пальто. Оно упало на пол, где и осталось лежать. Затем она разулась и побежала обратно к кровати. Эдит плакала так, что не могла остановиться. А когда она упала на подушки, на которых все еще был виден отпечаток головы Ива, плач перешел в рыдания.
— Не грусти, — Симона села на край кровати и погладила Эдит по волосам. Этот жест до боли напомнил ей Ива.
Рука Эдит дернулась и отбросила руку подруги.
— Оставь! Оставь меня в покое! Просто оставь меня в покое!
Она уткнулась лицом в постель, от которой пахло Ивом. Симона встала, но Эдит не обратила внимания на то, куда пошла подруга. Ей было все равно. Нет, не совсем все равно. Но сейчас это неважно. Важен был только Ив. Мужчина, которого она любила. Мужчина, который ее бросил. От этой мысли она заплакала еще сильнее. Снова хлопнула комнатная дверь, и она подумала, что со стороны Симоны будет просто подло прийти к ней.
— В рубашке и штанах на улице слишком холодно. С тобой теплее. Эдит, ты мне нужна.