Песня для Корби
Шрифт:
Корби взял бумажку и с силой сжал ее в почти бесчувственной руке. «Деньги, — подумал он, — в какое же беспомощное ничтожество превращается человек, когда у него их нет. Куплю себе попить». Медленно, но целенаправленно он поднялся на ноги.
Ему вдруг пришло в голову, что есть еще место, куда он может пойти. Он может попытаться опередить деда и забрать выручку у съемщиков квартиры его родителей. За эти четыре года он уже дважды ездил туда, когда дед плохо себя чувствовал. Это двадцать пять тысяч — сумма достаточная для того, чтобы купить себе ужин, обувь, одежду и телефон. Корби представил, как странно он будет выглядеть, когда заявится к ним в таком виде, но
Теперь, когда у него есть эта сотня, он может за какие-то сорок минут доехать туда на метро и на маршрутке. Скручивая мятую бумажку в пальцах, он пошел вдоль по длинному переходу.
За пятьдесят рублей Корби приобрел бутылку пепси. Он пил жадно, как никогда раньше. Сладкая, холодная, газированная вода. Вкус кофе и шипение пузырьков. Что может быть лучше?
Потом подросток спустился в метро и купил проездной билет. После этого у него осталась примерно четверть изначальной суммы. Он мог только надеяться на то, что за последний год маршрутка не подорожала.
Было странно босиком идти по платформе метро, странно сидеть в поезде, допивать пепси и чувствовать, как взгляды людей невольно притягиваются к твоей рваной одежде и голым ногам.
Выходя из поезда, подросток обратил внимание на время. Было шесть часов вечера. Он удивился. На часах должно быть либо больше, либо меньше. Ему казалось, что все его приключения укладываются в два десятка минут, и одновременно с этим он чувствовал, что прошла целая вечность.
Когда Корби вышел из метро, он увидел, что солнце зашло за тучи. На небе еще оставалось достаточно голубых просветов, но было уже не так жарко, как в середине дня. Подросток пересек знакомую площадь и нашел подходящую маршрутку. Он заплатил за проезд, и у него на ладони осталось пять рублей. Ничтожная сумма, которой хватит разве что на самую дешевую зажигалку. Он снова был совсем нищим. У него не было плана «б». Он не знал, что будет делать, если ему не повезет и он не получит с жильцов деньги. «Мне нужно еще немножко удачи, — подумал Корби. — Я знаю, что использую удачу весь сегодняшний день. Но мне нужно еще немножко. Пожалуйста».
Водитель внимательно оглядел странного пассажира, но ничего не сказал. Корби забился на одиночное место в самом конце салона. Двадцать минут ему пришлось ждать, пока маршрутное такси наполнится. Он поджимал пальцы босых ног и смотрел в окно. Он хорошо знал эту площадь и этот выход из метро. Он помнил, как под новый год шел здесь с родителями: папа выпил немного лишнего, и его заносило на поворотах, а мама вела их, одной рукой держа сына, другой — мужа, и все время смеялась.
У Корби появилось странное чувство, что он возвращается домой. Сейчас он приедет в свой микрорайон, войдет в свой подъезд и на знакомом лифте поднимется в свою квартиру. Ему откроет двери отец и спросит: «Где ты был? Мы ждали тебя четыре года».
Машина тронулась.
«А на кухне будет пахнуть пудингом и сливами», — подумал Корби, — «и там будет мама в переднике, одетом поверх сношенной голубой блузки. А на моем столе все еще будет лежать открытая тетрадь с математическими уравнениями».
Подросток улыбался и смотрел, как мимо проплывает завешенная афишами ограда рынка, как ветер качает кроны парковых деревьев, как, соревнуясь с машинами, вдоль шоссе на трехколесном велосипеде гонит малыш.
«Тогда все оборвалось, — почти удивленно думал Корби. — Я не досмотрел «Полицию Майами», не дочитал «Двенадцать стульев», которые начал за день до смерти родителей. Отец учил
Корби вспоминал и вспоминал. Вдруг границы его памяти и опыта расширились. К нему возвращалась жизнь, вся его жизнь. Его друзья, которые лишь мелькнули перед ним, когда его пытал отец Андрея, теперь снова вспомнились ему.
«Во-первых, Паша, — вспомнил Корби. — Мы ходили в один детский сад. Он был несчастным мальчиком, который всех боялся. Его тиранил один жуткий пацан, а я заступился за него. Жуткий пацан разбил мне нос, и мы с Пашей стали друзьями».
Паша был простым и верным. Он всегда играл в ту игру, которую ему предлагали. Уже к двенадцати годам он вымахал в огромного парня и стал на голову выше Корби. После этого уже никто не пытался его обидеть.
«Во-вторых, Комар, — продолжал вспоминать Корби. — Мы познакомились в дошкольной подготовительной группе и вместе пошли в первый класс. Потом его родители развелись, отец запил, а мать занялась личной жизнью. С тех пор он два-три раза в неделю ходил ко мне в гости просто чтобы нормально поесть. И он этого не скрывал».
Корби улыбнулся воспоминанию. Комар никогда ничего не скрывал. Он был тощий и злой. Он всем хамил. Он брюзжал. У него была манера выбирать неудачные моменты и талант бесить людей. Но Корби помнил, что еще Комар был умным, смешным и очень печальным. Поэтому он стал замечательным другом. Они с Корби никогда не обижались друг на друга, пока не наступила та последняя осень. В середине сентября Комар сказал то, что Корби сказать боялся. Он сказал, что они оба любят Аню. Неделю спустя Комар стал вести себя так, будто у него совсем поехала крыша, и Корби подбил ему глаз. Паша пытался помирить их, но ничего не получилось.
«Аня появилась последней, — вспомнил Корби. — Она была на год нас младше. Она переехала в мой дом и пошла в нашу школу. Она оказалась девчонкой, с которой вполне можно дружить. И еще она была сумасшедшей».
«И это все ничем не кончилось, — с грустью подумал Корби. — Я не успел извиниться перед Комаром, не успел поговорить с Аней. Я просто исчез. Мои родители умерли. И моя жизнь вслед за ними сделала мертвую петлю».
«Какие они теперь? — задумался Корби. — Наверное, Комар и Паша тоже закончили школу, а Аня закончит через год. Наверное, Комар стал ее парнем. Это было бы хорошо. А Паша вполне мог подрасти еще на двадцать сантиметров».
Он улыбался и смотрел в окно. Маршрутка подъезжала к микрорайону. Корби увидел жилые дома, такие же, как тот дом, в котором он прожил свое первые тринадцать лет.
Микроавтобус выехал на ту самую дорогу, по которой перед своей смертью ехали родители Корби. Подросток наблюдал, как пассажиры один за другим покидают такси.
— У светофора остановите, — попросила женщина.
Водитель притормозил, она вышла. Маршрутка проехала еще четыреста метров, и последовал новый запрос.
— Напротив супермаркета, — теперь вышли двое парней.
«Надо сказать», — лихорадочно подумал Корби. Во рту у него пересохло.
— Перед колледжем, — еле слышно прохрипел он.
Кто-то из оставшихся пассажиров оглянулся и странно посмотрел на него.
— Перед колледжем, — громче, срывающимся голосом, повторил подросток.
Водитель затормозил. Корби пробрался через салон, откатил тяжелую неподатливую дверь и вышел на улицу. Маршрутка уехала, а он остался стоять босыми ногами в зеленой траве придорожного газона.
Вот место, где погибли его родители.