Песня для Корби
Шрифт:
— Можно тебя потрогать? — спросила у Корби девочка. — Ты ведь теперь настоящий?
Корби вдруг с ослепительной ясностью понял, что у всего, что сейчас происходит, есть только один смысл — Андрей. «Умер он или нет, — подумал Корби, — но он сейчас здесь. Друзья мы или нет, но мы у него в гостях. И лучше бы он не умирал, а мы сюда просто пришли бы попить пива».
Медленно, неуверенно он протянул девочке руку. Его пальцы дрожали. Ему было так же страшно, как на краю крыши.
— Пожалуйста, — предложил он.
— Не смей! — крикнул
— Настоящий, только руки холодные, — пролепетала Алеся.
Мужчина одной рукой подхватил девочку, а другой замахнулся, чтобы ударить Корби в лицо. Однокрылый Ангел сделал шаг в их сторону, однако его помощь не понадобилась. Ник поймал Токомина за кулак. Он не смог остановить тяжелую руку, но замедлил ее движение, чтобы Корби успел увернуться.
— Папа, мне больно! — закричала девочка. Отец Андрея не обратил на ее мольбу никакого внимания. Корби увидел прямо перед собой его жуткое лицо, побагровевшие шрамы, оскаленный рот. Глаза стали безумными. Токомин еще не остыл после ссоры с бывшей женой, а теперь перед ним был тот, кого он ненавидел в десять раз больше, чем ее.
«Он убьет меня и раздавит девочку», — пронеслось в голове у Корби. Не думая, что делает, он положил свою ладонь отцу Андрея на лицо, почувствовал под пальцами теплые, скользкие от пота извивы шрамов. На мгновение в глазах мужчины появилось удивление, но потом Корби нащупал большим пальцем Озеро Боли и надавил на него, и удивление сменилось ужасом.
Зашевелились лица на стенах. Лучи солнца сверкнули в свежих лужах, и те вспыхнули, как осколки разбитого стекла. Небо потонуло в потоке белого сияния. Вместо него Корби увидел оштукатуренный потолок незнакомой комнаты, на котором горели яркие казенные лампы.
Комната начала наполняться вещами и людьми. Они свивались из серебристой слизи вроде той, которая проступила сквозь лицо упавшего Андрея. Соткались и застыли металлические рамы коек, серебром и сталью блеснул широкий поднос, заполненный лентами окровавленной марли.
Корби сидел на стуле рядом с койкой и держал за руку мужчину с покалеченным лицом. Кошмарный ожог был еще свежим. Он сочился кровью, а прямо из центра раны смотрел страшный, окруженный потеками желтой мази глаз. Другой глаз был здоровым и живым. Он смотрел на полицейского.
— Как именно мальчик вытащил Вас из огня? — спросил тот.
Корби почувствовал, как раненый сжал его руку.
— Очень смутно, — ответил он полицейскому, — помню лицо сына, горящий дом, жуткую боль. Все уходит в темноту.
Речь больного была замедленной.
— Спросите у него, — кивнул он в сторону Корби.
— Это было трудно, потому что папа очень тяжелый, — услышал Корби свой и не свой голос.
— Ты спас меня, сынок, — пробормотал раненый.
Корби увидел отражение своего, но чужого лица в блестящих стенках окровавленного подноса.
Все распалось. Из бликов света выросли ярко-желтые языки пламени. Они поднимались вверх по стенам большого нового дома, пожирали рамы окон и соседние с домом ели. Шел снег. Корби лежал на спине, а у него на животе, придавив его грудь двумя руками, сидел еще нестарый мужчина.
— Это ты поджег дом! — кричал он. — Ты поджег дом!
— Я не хочу убивать папу, — как молитву, шептал придавленный к земле мальчик, — я не хочу убивать папу. Не заставляй меня. Не заставляй меня. Я не хочу быть тобой.
Кристаллики полупрозрачного серебристого тумана закружились над его лицом, грудью и обессиленными руками.
— Мне надо было убить тебя, — сказал мужчина.
— Ты не сделаешь этого, не сделаешь, я не дам тебе, — шептал мальчик.
Вдруг мужчина перестал прижимать его к земле. Туман каплями слизи осел на его кожу. Он разъедал ее как кислота, резал кристаллами.
Корби почувствовал, что из его глаз, из глаз придавленного к земле мальчика, текут горячие слезы.
— Этого не будет, — сказал он. — Я этого не позволю, ты не сделаешь. Ты ничто, ничто, мы убили тебя, убили все вместе, убили тогда, когда ты был слаб.
Дикий крик мужчины, лицо которого распадалось, перекрыл шум огня. Он эхом полетел между черных елей, а мальчик все продолжал шептать:
— Я не убью папу, я не буду этого делать. Я не ты. Не ты.
И кристаллы стали меньше, а капли кислоты перестали сверкать. Из жуткой раны текла кровь. Мужчина попытался прикоснуться к своему лицу и снова дико закричал. На его трясущихся руках повисли волокна распавшейся плоти.
Из огня выстрелил сноп искр. Дом загрохотал. Его крыша проваливалась вниз. Огненный вихрь взвился вверх и начал снова превращаться в небо.
Корби почувствовал, что лежит на асфальте. Его голова была на коленях у Ары, и тот очень мягко гладил его по волосам. Рядом стоял встревоженный Ник. А в двух метрах от них, тихо и горько плача, сидел Токомин. На него издалека смотрела Маргарита. Маленькая Алеся в темных очках Однокрылого Ангела сидела у Ани на руках. А Комар тщетно пытался убедить охранника клуба, что здесь ничего не происходит и все присутствующие вот-вот разойдутся по своим делам.
— Что случилось? — спросил Корби.
— Очнулся! — громко, обрадовано сказал Ара.
Все к нему повернулись.
— Что я сделал? — снова спросил Корби.
Ара кивнул на отца Андрея.
— Кажется, ты несколько изменил его жизненные приоритеты, — сообщил он.
Глава 28. Корби настоящий
Корби чувствовал ужасную слабость. Ему удалось сесть. Небо было уже не таким ярким, как тогда, когда друзья заходили в клуб. День клонился к вечеру и все никак не кончался. Он уже казался Корби самым длинным из всех в его жизни.