Песня для Корби

Румит Кин

— Рита, — вдруг позвал Токомин.

Мать Андрея почти инстинктивно обернулась на его голос.

— Хочешь знать? — спросил он. — Я скажу. Это он захотел, чтобы у него была сестра. Вся моя новая семья существует потому, что он так сказал. Он сказал, что его не станет и что мне нужен новый ребенок.

Женщина остановилась. На секунду ее лицо утратило вообще всякое выражение. Она широко открытыми глазами смотрела на бывшего мужа и смешавшуюся вокруг него толпу подростков.

— Мы все расскажем, — неожиданно обещал Ара. — Мы расскажем,

как он упал с крыши. — Темнокожий подросток положил руку на плечо мужчине с покалеченным лицом. — Давайте все друг другу расскажем.

— Все, что мы про него знаем, — поддержал Ник.

* * *

Мать Андрея набрала код, и замок разблокировался. Она прошла во двор. Ник поймал у нее за спиной еще не успевшую закрыться калитку. Женщина обернулась и долгим взглядом посмотрела на него.

— Можно? — спросил Корби.

— Проходите, — как-то отрешенно согласилась Маргарита.

Корби оглянулся и увидел, что за ним и его бандой следуют все: Комар, Аня с Алесей, Алекс, а в конце процессии отец Андрея. Охранник стоял между щитов с афишами и наблюдал, как они уходят.

Когда они проходили через автостоянку, Корби сбивчивым шепотом пересказал друзьям свое последнее видение. Ника его слова заставили побледнеть. Ара оставался более спокойным. Корби подумал, что он просто не способен поверить в услышанное.

Вестибюль дома был роскошным: равнодушный консьерж, мрамор, лестница с параллельными маршами, сверкающие хромом двери лифтов. Мать Андрея по лестнице поднялась на второй этаж. Дверь ее квартиры была не закрыта. Женщина просто толкнула ее и прошла внутрь. Корби первым решился последовать за ней. Не сговариваясь, друзья остановились в прихожей и сняли обувь.

Это была квартира американского типа: широкая прихожая с огромным гардеробом, спрятанным за раздвижными панелями, плавно переходила в огромную гостиную. Часть просторной комнаты занимала кухня, отделенная от остального помещения высокой стойкой. Белые стены. Половина мебели из стекла и нержавеющей стали. Синие диваны напротив домашнего кинотеатра. Ни пылинки. Нет грязной посуды, разбросанных вещей, книг, газет, тапочек. Пульт от телевизора лежит ровно в центре журнального столика. У Корби сложилось впечатление, что в этой квартире не живут.

Маргарита опустилась в одно из кресел рядом с диваном, скрестила руки на груди и замерла. Ее спокойствие выглядело еще менее приятно, чем истерика. Изможденная женщина посреди стерильной чистоты своего безжизненного дома, она казалась фигурой из бледного воска, выставленной в музее абстрактного искусства.

Подростки остановились на черно-белом шахматном ковре в центре комнаты. Все молчали. Даже Алеся, которая до этого легко и много говорила, теперь безмолвно и серьезно рассматривала незнакомую обстановку. Отец Андрея зашел в квартиру последним, но первым нарушил тишину.

— Не похоже на наш прежний дом, — обронил он.

— Я вчера убиралась. Везде, кроме его комнаты, —

ответила Маргарита.

Корби представил, как она мыла все эти стеклянные поверхности, чистила ковры и выкидывала разные маленькие необходимые вещи. «Родители Андрея безумны, — подумал он, — не чуть-чуть, как мы с Ником, а совершенно, абсолютно безумны. Безумны навсегда».

— А где комната братика? — спросила Алеся.

— Та дверь, — чуть приподняв руку от подлокотника кресла, показала мать Андрея.

— Пойдем? — спросила Алеся.

Никто не двигался с места. Все смотрели на Корби. Ему стало страшно. «Сейчас мои ноги подкосятся, — подумал он, — и я упаду. Пожалуйста. Пусть так и будет. Пусть я никогда не открою эту дверь. Андрей, зачем ты все это сделал со мной и с нами со всеми? И как ты это сделал?»

Корби медленно подошел к двери. Ему пришло в голову, что у всего происходящего должен быть предел. Сейчас он коснется пальцами хромированной ручки — и просто проснется. Он окажется в своей комнате, в кровати, одетый, и снова будет утро вчерашнего дня и наркотический бред, а потом — проглоченные бритвенные лезвия, ужасная боль, горловое кровотечение и смерть. Все закончится.

Подросток надавил на холодный металл дверной ручки. Замок тихо щелкнул, и дверь открылась.

* * *

Корби ждал чего-то загадочного или страшного. Он ждал, что эта комната будет такой же холодной и неживой, как и вся квартира. Но он ошибся.

Комната была очень светлой. Белые стены. Ворох белья на неубранной постели. Тумбочка у изголовья со сбитым на бок будильником. На ковре — мягкие тапочки. Над кроватью висела конструкция из тонких металлических трубочек. Легкий сквозняк заставлял их тихо звенеть.

Корби сделал два шага и остановился. Его глаза начали привыкать к яркому свету заходящего солнца.

Матово блестящий пластик письменного стола. Стеллажи вдоль стен. Часть из них занята книгами, на всех остальных — скатанные в рулоны листы бумаги. У окна — накрытый тряпкой мольберт. Окно открыто. После дождя на подоконнике собралась лужа. В ней, истекая красками, мокнет палитра.

У Корби перехватило дыхание. Казалось, что Андрей только что ушел отсюда, или не уходил вовсе, что он сейчас явится — из чистого воздуха, из солнечных лучей, из мягкого перезвона колокольчиков.

— Он что, рисовал? — еле слышно спросил Токомин.

Маргарита странно рассмеялась из своего кресла.

— Ты не знал? — удивилась она. — Он не рассказывал тебе?

Токомин промолчал. Комар оглянулся на него.

— Вашему сыну принадлежат все граффити на стенах клуба, который во дворе, — сообщил он.

Корби пересек комнату и дрожащей рукой стянул тряпку с мольберта.

Ткань беззвучно соскользнула на паркет. Под ней был смеющийся мальчишка. Одной рукой он приглаживал свои непокорные волосы, а в другой держал банку с пивом. Его черная шевелюра обрывалась в белую пустоту листа.