Песня для тумана
Шрифт:
Великий Бард был черноволос. Гладко выбритое лицо казалось хотя и болезненным, но молодым. Иоанн подумал, что сам он, пожалуй, лет на десять старше. Никаких музыкальных инструментов видно не было.
— Я бывал в Риме, — ответил друид, копаясь в кожаном мешке. — Хотел посмотреть, откуда пришли солдаты, выстроившие стену на Туманном Альбионе. И убившие тамошнего Великого Барда.
Иоанн беспокойно заёрзал. Каменная скамья вдруг показалась жёсткой. И дело было даже не в огромном ноже, который язычник извлёк из своего мешка. Сам проповедник никогда не бывал в Вечном Городе, да
— Под тёплым солнцем и черви плодятся быстрей, — мягко заметил проповедник. — Не стоит судить деяния бога по заблудшим его чадам. Христос есть милосердие. И есть любовь. Убийства, что вершат именем его, заставляют плакать ангелов небесных.
Друид ничего не ответил, лишь усмехнулся уголками губ. Подошёл к родничку, пробивавшемуся прямо посреди пещеры, и из естественного садка достал крупную рыбину.
— Сколько кровавых жертв ты сам принёс богу, в которого веришь? — задиристо вопросил проповедник. — И другие, до тебя?
— Много, — Великий Бард точным движением вспорол брюхо рыбине и вынул кишки. Аккуратно взрезал бока, извлёк плавники. Его руки двигались плавно, неторопливо, и очень красиво, будто руки музыканта, перебирающего струны. — Больше, чем ты думаешь. И принесу ещё.
— А Христос тремя рыбинами накормил толпу голодающих, — бездумно сообщил проповедник, заворожённый не только движениями, но и тембром голоса друида.
— Настоящее божественное чудо. — Ульв развёл огонь. — Широкий бескорыстный жест… красиво. Только рыбаки, должно быть, были недовольны. Да и не только рыбаки. Ничего удивительного, что его распяли.
— Почему? — опешил проповедник. — То есть, почему распяли, я знаю, ибо сын Господа взял на себя тяжёлую участь — искупить грехи наши. Но почему ты считаешь, что люди были недовольны? Они ведь уже не были голодны!
— Подумай сам, — друид снова вернулся к рыбине и начал рисовать ножом на её боку равносторонние кресты, заключённые в круг, — рыбакам не нужна рыба — её они и сами наловить могут. Им нужен мёд и эль, их жёнам — тонкая шерсть на платья, их детям — деревянные лошадки, а торговцам нужно продавать рыбу, шерсть и деревянные лошадки, чтобы покупать китайский шёлк и персидские ковры…
— Твой ум остёр, о Бард, — с грустью произнёс Иоанн. — Так остёр, что как бы не порезаться. Но в бога верят не умом, но сердцем!
Бледная рука друида нерешительно дрогнула. На разделанную тушку действительно упала алая капелька.
— Воистину так, — Ульв облизнул пораненный палец и бросил пучок сушёных трав в каменную ступу. — Но правда и в том, друг мой, что боги сами по себе не жестоки. Такими их делают люди. Хорошо говорить о милосердии, когда зимой они едят то, что вырастили летом и заготовили осенью. Когда каменные стены и тёплые очаги хранят их жизни от зимней бури. Но какой должен быть бог у существ, которые отличаются от животных
— Но ирландцы вовсе не такие! — с жаром возразил Иоанн. — Они доблестны и искусны в ремёслах! Клетчатые плащи и башмаки на кожаных подошвах славятся далеко на материке!
Бард тихо рассмеялся. А проповедник неловко замолчал, почувствовав себя вдруг забавным ребёнком, с жаром рассказывающим взрослому о найденных в горах красивых камушках.
Ульв высыпал на ладонь растёртые в труху травы, перемешал с солью, начал аккуратно втирать в бока рыбы.
— Ты любишь Ирландию, друг мой?
— Люблю, — сверкая очами, ответил Иоанн. — Это прекрасная страна. И души её жителей по большей части чисты, как её озёра и реки, хотя и бывают чрезмерно бурными и воинственными. Конечно, с жертвоприношениями должно быть покончено, но ни я, ни мои братья во Христе, не выкажем неуважения дивным древним традициям, я с замиранием сердца слушаю песни ирландцев, звуки волынок и арфы будят во мне возвышенные чувства и желание вознести благодарственную молитву к небу! Я никогда не оскорблю Душу Ирландии!
Бард, уже стоявший на коленях подле очага, медленно обернулся, и Иоанна затопило зеленью его глаз. Весенняя листва, ласковое море, молодой побег клевера… в пещере, однако, явственно запахло полынью. Друид встал и снова подошёл к грубо сколоченному столу. Откуда-то из складок своей бесформенной серой хламиды он извлёк терновую ветвь с увядшими цветочками.
Друид задумчиво глядел на колючее растение, а проповедник рассматривал его самого. Склонённое усталое лицо с запавшими, полными страдания глазами, обрамлённое тёмными прядями, тонкие, будто высеченные из камня черты… Однажды Иоанн видел очень похожую статую. Вот только руки у него были заняты, видимо поэтому терновый венок пришлось надеть на голову.
— Люди теперь другие, — тихо произнёс друид. — Им нужны новые боги. Вымерли дети Партолона, унесённые красной чумой, фоморов изгнали племена богини Дану. И хоть были они людьми, для Ирландии это были боги. Но и их время ушло. Скоро уйдёт и время Кенн Круаха. Мир изменился. А он не захотел меняться вместе с ним.
Иоанн подошёл к барду и прижал его руку к своей груди.
— Так почему бы и тебе, брат мой, не принять новую веру? Не родиться заново во Христе?
Ульв ласково улыбнулся и забрал руку назад.
— Ты ведь тоже священнослужитель, друг мой. Должен понимать. Чтобы заново родиться, для начала требуется умереть.
— Не нужно никаких смертей! — воскликнул христианин. — Истинный Бог есть Любовь! Ему не нужны кровавые жертвы.
— Зато Кенн Круаху нужны, — мрачно сказал Ульв и сделал короткий жест, давая понять, что не желает развивать эту тему.
Он вынул жареную рыбу из очага, положил на доску.
— Говорят, — произнёс друид неожиданно беззаботно, — в одной из рек Ирландии можно поймать лосося мудрости. Этот лосось подбирал орехи знания, нападавшие в море с куста, так что отведавший его мяса сможет прозревать прошлое и будущее, понимать речь зверей и поступать согласно с волей богов, не спрашивая о ней у друидов.