Песня ночи
Шрифт:
Все заботы, тревоги, волнения, опасности, все, что ее тяготило, ушло, по крайней мере на этот миг — весь мир с его мелкими радостями и печалями стремительно улетал прочь.
Ни один мужчина еще не любил ее так, как он, так яростно и в то же время так нежно. Ни в ком не встречала она такого любовного исступления — и отдавала ему всю себя без остатка.
Этот восхитительный полет закончился в миг самой чистой радости; и потом, расслабленная и обессиленная, она медленно возвращалась в мир реальности, в тот мир, где его рука поглаживала
— О, Келлз, — простонала она, все еще пребывая в сладкой истоме. — Я так тебя люблю, я всегда тебя любила.
Мужчина замер. И тут же резко приподнялся.
— Сейчас, мадам, вы лежите в объятиях Диего Вивара, — сурово напомнил он.
Реальность обрушилась на Каролину подобно потокам ледяной воды.
— Келлз, не надо за старое… Ну не будь дураком! — в отчаянии воскликнула она. — Неужели ты думаешь, что я не знаю собственного мужа?
Мужчина поднялся с кровати и пристально взглянул на нее.
— Господи, что мне с тобой делать?! — взревел он. — Нет, найду себе испанку, буду спать с ней!
Хлопнув на прощание дверью, дои Диего стал спускаться по лестнице.
Каролина уставилась в зеркало. Оттуда на нее глядела женщина с растрепанными волосами, раскрасневшаяся, злая, в разорванном платье.
Внизу хлопнула дверь, и Каролина, подбежав к окну, увидела Келлза, выходившего из дома. Уходившего от нее.
Она знала: домой он на ночь не вернется. Ей придется ужинать одной, и Лу будет тайком потешаться над ней, над ее горем.
Внезапно злость прошла. Каролина села на кровать и, обхватив голову руками, стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, стараясь ни о чем не думать. Сейчас она чувствовала себя птицей в клетке, птицей, только что пойманной и не успевшей привыкнуть к горькой участи пленницы. Сколько ни бейся грудью о железные прутья клетки, не пробить тебе путь к свободе, не сломать железные прутья. Можно изранить в кровь сердце, но железные стены тюрьмы никуда не денутся. Злость пройдет, и страх пройдет, останутся лишь боль и безнадежность.
Каролиной овладело отчаяние.
Глава 25
Пенни, влетевшая в комнату немного погодя, застала сестру в той же позе, в том же расположении духа, в котором оставил ее Келлз.
— Комната похожа на поле битвы, а ты — на поверженного врага, — заметила Пенни, покачав обвязанной красным шелковым шарфом головой. — Кстати, я видела, как дои Диего выходил из дома, и вид у него был такой мрачный, будто он направляется на эшафот.
Как знать, быть может, он действительно идет на встречу со смертью. И примет смерть как Диего Вивар — за грехи Келлза!
— Вижу, и у тебя настроение не лучше. Поспорили немного насчет того, как следует себя вести и как не следует? Глядя на тебя, трудно
— Мы не сошлись во мнениях, — пробормотала Каролина.
Пенни от души расхохоталась.
— Вот этого ты могла и не говорить! Лучше скажи, что так вывело дона Диего из себя?
— Не скажу. Это наше личное дело.
Что-то подсказывало Каролине, что доверять Пенни не следует, что верность в дружбе стала ей столь же чуждой, как и верность в любви.
— Личное так личное. Ну что ж, без одежды тебе все равно не обойтись. Это платье, что сейчас на тебе, вернее, то, что от него осталось… В общем, поищу-ка я у губернатора в сундуке, может, найду для тебя что-нибудь.
Каролина с благодарностью взглянула на сестру:
— Спасибо, Пенни. Не знаю, что бы я без тебя делала!
— Смотри, Кэрол! Если дело так и дальше пойдет, то и от рубашки ничего не останется, и тогда… Куда же это приведет тебя, сестричка?
Пенни рассмеялась и ушла. Но вскоре вернулась с черной шелковой нижней юбкой и черным костюмом для верховой езды. В дополнение к костюму Пенни принесла широкополую черную шляпу и белый пышный кружевной воротник.
— Но где я раздобуду лошадь? — в недоумении спросила Каролина. — Это костюм для прогулок верхом!
— Может статься, вам с доном Диего одного коня хватит на двоих, — лукаво улыбнувшись, сказала Пенни, и Каролина подозрительно взглянула на сестру, опасаясь, как бы та не начала кое о чем догадываться.
Если Пенни уже пустила по городу слух, Келлз пропал! И так казалось чудом, что его до сих пор никто не узнал.
При этой мысли у Каролины разболелась голова.
— Ты права, может, нам и одного коня хватит, — пробормотала она.
Наряд оказался не совсем впору: лиф был настолько узок, что Каролина едва в него втиснулась.
— Донна Констанция была гораздо стройнее в юности, чем после рождения Марины, — пояснила Пенни. — Этот костюм, видно, еще с той поры, поэтому я и решила, что тебе он будет впору.
— Рукава слишком длинные, — заметила Каролина.
— Их можно завернуть, — сказала Пенни.
Самой большой проблемой оказалась юбка из тафты, волочившаяся по полу.
— Ты думаешь, мне следует попросить Лу укоротить ее? — спросила Каролина. — Среди наших слуг только она управляется с иглой.
— Да, здесь я тебе не помощница. Я шью еще хуже, чем ты, Каролина.
— А если Лу понесет в губернаторский дом сказки о том, что я отдаю на переделку одежду, которая очень похожа на ту, что некогда принадлежала Констанции…
— Да уж, можешь не продолжать, — перебила Пенни. И вдруг просияла. — Вот тебе и решение!
Сорвав с головы красный шарф, она подлетела к сестре и обмотала шарф вокруг ее талии.
— Вот теперь никто не посмеет сказать, что этот наряд не сшит прямо на тебя.