Песня о бойне (фрагменты)
Шрифт:
– Ну и?
– Вырезали всех. Тихо, практически без стрельбы.
– Ого, - Серега поежился, - таких хлопцев, конечно, лучше в друзьях иметь.
– Лучше. Да вот не получается - всех. Я так думаю, у Ильяса такие отчаянные ребятки тоже есть. Так что, настраивай своих орлов по-серьезному. Хорошо хоть, у нас с тобой тоже не детский сад.
– Да... задумчиво протянул тот. И вдруг оживился:
– О, Шопен! Ты где сейчас будешь?
– В кубрике. А что?
– Я принесу кое-что. Специально тебе из
Шопен зашел в расположение. Бойцы спали после бессонной ночи, как убитые. Только несколько человек сидели на кроватях, кто зашивая форму, кто разбираясь с амуницией и тихонько переговариваясь. Двое, устроившись за партой, писали письма домой. Симпатичный, крепкий парень в трусах и тельняшке, сидя на табурете в самом углу и высунув от напряжения и прилежания язык, тихонько пытался воспроизвести какой-то сложный аккорд на старенькой, заклеенной этикетками от жвачки гитаре.
Шопен постоял возле него, послушал.
Боец, смущенно улыбнувшись, протянул ему инструмент:
– Командир, покажи еще раз. Что-то не катит...
Тот покачал головой:
– Пробуй снова.
– Зашел со спины, и склонившись над незадачливым музыкантом, поправил ему пальцы на ладах.
– Вот так.
– Ага!
– боец на радостях взял такой звучный аккорд, что пришлось быстро прихлопнуть струны ладонью.
Шопен прошел к своей кровати. Присел на краешек, подперев подбородок кулаком.
Вслушался в негромкий разговор своих парней.
– Здесь закопать, не здесь закопать, во - проблема!
– Ну, не скажи! Пусть от меня хоть кусок останется, но только чтобы дома похоронили.
– А тебе какая будет разница, если уже готов? Ты же все равно ничего не чувствуешь! Кусок тухлого мяса и все.
– А ты точно знаешь?
– Что?
– Что ничего не чувствуешь? Ты уже на том свете побывал, проверил?
– Хотя, если подумать, - будто и не услышав эту реплику, задумчиво сказал боец, который только что выступал в роли циника-атеиста, - Мамке надо куда-то прийти, поплакать. И корефанам - помянуть. О!
– оживился он, - а ведь когда поминают, положено рюмку на могилке наливать?
– Ну да...
– Тогда обидно, если души нет. Пропадет продукт.
– Не пропадет. Алкашей видел, сколько на кладбище ошивается?
– Да ладно вы, завелись. Разговор такой чумной. Нашли тему. недовольно пробасил третий.
– По теме разговор.
Бойцы, оставив свои занятия, выжидающе смотрели на командира.
– Слышали?
– покосившись на стоящую на столе рацию, спросил Шопен.
– Слышали.
В кубрик зашел Душман. Таинственно улыбаясь, он что-то нес, спрятав за могучей спиной. Бойцы от любопытства вытянули шеи.
– Вот. В разбитой музыкальной школе нашли. Ребята сразу про тебя вспомнили.
Взвизгнула молния. И из черного дерматинового чехла на свет
У Шопена задрожали пальцы и перехватило дыхание. С полминуты он пытался справиться с комком в горле. Потом еле выговорил, стараясь улыбнуться:
– Спасибо, братишка.
– Спасибом не отделаешься. За тобой концерт, специально для моих орлов.
– Серега хлопнул товарища по плечу.
– Ладно, я пошел к своим. Они сейчас сидят думают.
– Взглянул на часы, - десять минут осталось.
Чуть не столкнувшись в дверях с Душманом, вошел заместитель Шопена, направился к командиру:
– Поднимаем ребят? Говорить с ними будем?
– Да. На это дело я по приказу посылать не буду. Пойдут только те, кто сам решит.
Заместитель пошел по рядам, негромко окликая бойцов. Кубрик зашевелился, наполнился гулом голосов.
Шопен опустил голову и бережно погладил струны. Гитара откликнулась тихим звоном, будто радуясь, что после черных развалин и дерматинового плена вновь увидела свет и почувствовала руки настоящего музыканта. Прислушавшись к ее голосу, он удивленно вскинул брови и пробежался ловкими пальцами по тонким серебряным нервам. Гитара мелодично пропела в ответ. Она была почти идеально настроена.
– Ах ты, чертила бородатый, не можешь без сюрпризов!
– улыбнулся про себя Шопен и чуть-чуть подстроив третью струну, взял первый, негромкий аккорд.
Эту песню его бойцы еще не слышали.
Мы придем на могилы братишек,
Как положено, стопки нальем,
И расскажем на веки затихшим,
Как без них мы на свете живем.
Как тоскуют их жены и мамы,
Как детишки растут без отцов,
И оставим под хлебом сто граммов,
И рассыплем охапки цветов.
Для салюта возьмем боевые,
Ведь они не боятся свинца...
Пусть увидят их души святые
Бога-Сына и Бога-Отца.
– Мои готовы. Что мы за мужчины будем, если друзей не сможем похоронить по-человечески? Любой нам в глаза сможет плюнуть. И прав будет.
– карие глаза Дауда блестели дерзкой отвагой.
– И еще: Ильяс очень хитрый. За ним сотни трупов. Будут и еще сотни. А сегодня мы можем поймать его в его же собственную ловушку. Такого случая еще сто лет не будет. Если вы не захотите рисковать, мы сами пойдем.
– Не горячись, - мягко осадил его комендант.
– Идем. Готовы все.
– Коротко сказал Шопен.
– Без вопросов, - поднял кулак к плечу Серега.
Командир СВМЧ подтянулся, решительным жестом ремень расправил. Все на него глаза вскинули.
– Вот что, мужики. Как операцию проводить - вам решать. Вы опытней, обстановку лучше знаете. Но ту группу, что впереди пойдет - на себя огонь вызывать, я поведу. Я ребят потерял, мне их и доставать.
Комендант, пристально в глаза ему глядя, головой кивнул.