Песня о братьях

Порвин Алексей

Екатерина Захаркив

Ямбы-2021

*

Не исчезало зрение, но уходилов простор обменный, загрудинный:спускалось, как шахтёр, в биеньепластов, таящих вечные запасывозобновленья мира – и оттудатак ясен взгляд, что не о чем молчать.

*

Не исчезало зрение, но поднималось —парить над головой, приделав крылья,шуршащие истоком надсловесным,где всякое перо приравнено к тебе,покой белеющий: вот сброшенный покров,и не на что указывать иное —творись,

в веках прославленная линька.

*

На ярмарке подрагивают клетис домашней птицей, и торговые рядывеселием змеятся, где звенят чешуйкив раздутых кошельках погоды,пришедшей выбирать другое имя,а прежнее сдавать в сияющий утиль.Трепещут на ветру поношенные шкурки,не ощущая прежнего скрепленьяс горячей кровью и звериной мглой.

*

Линяет мрамор, и его частицыв дыхание набились, норовяпроникнуть глубже в грудь,касанием щекотным ободритьлюдское сердце, что глядит на время,не признавая выползок в минуте;в ладонях, потемнелых от угля,пригрет рассказ про переходы зреньято вверх, то вниз.

*

Пустые древки обрастают мракомупругим, как резина, знающим наотмашь,какие листья избежали варки:считайте сахаром – белейший голос,но белизна мгновенно уступает,почуяв натиск соков перекисших.Изображение – каким бы ни было оно —с пустотами сравнится вряд ли,хоть восприятье, сданное в музей,под стёклами нежданно шевельнётся,экскурсионный ступор вызвав.

*

Устроить в сердце галереюи рассуждать о технике мазка:забрызган воздух раскаленной алычой,для кухонного вдоха столько чистыхполотен, что даемся диву: развекто выберет шипящую мазню,что стекленеет мутной пенкойслюды плодовой?

*

Портрет протеста вправлен в рамуоконную, и всякий выходящийиз дому погружается в пейзаж,от лозунга едва ли отличимый.Варенье флаговое нужно остудить,разлить в глазницы, чтобы скрасить зренье:так, словно зренье – одиночество: да-давсяк зрящий перезрелую свободу —толпой себе подобных одинок.

*

Купальщик столь поспешен, что одеждаопомниться не успевает и храниттугие очертанья тела, раздуваясьсмиренным ветром, что пришёл с линкораразведать, чем песчинки золотят округу(не купольным ли блеском) – не забыть бы звон,на палубу заплёснутый карманом;вдали лотками оттесняя горечь,торговля нагревает воздух.

*

Канализаций покорённые ветвленьяне верят в корень, созданный людскимжеланием двухвесельным: о левомвесле сказало чистое биенье,для правого не нужно слов, когдаволна оттолкнута поближе к песне,несомой птицами к базарному теплу;от отпуска останься, целлулоид,жди – часа своего, как время – нас.

*

Касанием приливным проявив монету,признать – она есть микро-люкв обитель сточных вод, в туннельный сумракразменных смыслов, помнящих ладони:подковырнёшь блестящую кругляшку —и хлынут нечистоты дивной простоты;покажется сладчайшей всякая продажа,а речь продолжится, сближаяморское

плаванье и древо.

*

Наклеены обрывки садана стены способом послойным:сперва – газеты с добрыми словами,затем – газеты с бессловесной вестью,а после – лиственное придыханье,с каким произнесён солдат:взбирайся, говор почвенный, по дням,и в сердце распознав ступень,покуда скользкий берег затаилсокровища, не принятые речью:воспет предбанник.

*

Вникает щётка въедливым шуршаньемв стопу, прошедшую полмира по огню,довольную лечебной слякотью, одетойлишь в цепь дурных ассоциаций;мочальное свивание беседыпогладит грязевую наготу;надорванным приветить обновленьем(оно – конверт с письмом) —погоны, лычки, звёзды, аксельбанты,что найдены в прибрежной глине(потеет глина, исторгая хладный блеск,хоть поры главные раскроются едва ли) —не выдержала лестница, мы помним,запачканных шагов, распаласьна буквы алфавита.

*

Пронырливую речку выводяна слово чистое, восславить ветошьна волокнистом берегу, помогшем воссиятьнебесным стёклам: эта близостьпесчаных пляжей с облаками значит:отряд, что ринулся в помывку, верит —отлична плоть от водного массива,где стало время упразднением отличий,никто не ждёт на верхней смотровой площадке.

*

Призывное «тай тай» адресовалосьснегам последним: налетай, сыграемв дворовый сумрак, мчащийся по следутакого же, пока крепки сосулькина пастбищах, осеменивших прозунадмирным облаком, проблеявшим зарю:банально, было много раз, но всё же —мы переводим имя за руку, внушаемнесвязанность поднадоевшей формой:кто принадлежен окончанью «а» в глаголе,а кто-то нет: но смотрят в нас, как в небо,былые боги, представляя интересдля порошка заморских рассуждений.

*

Застиран пах пейзажный? Да, застирандо дыр (смешок), но неустанно стадоблюдёт своё движение к просветам,что школам розданы за неименьем лучшихучебников по самым тем основамсподручной жизнедеятельности, резвосклоняющей просторык приятным компромиссам за-словарным.

*

Подвластны имена, готовы прикрепитьсяк любому вопреки границе: он, она —ужель ресурсы языка на том иссякли?Сыграем в догонялки во дворе, где сохнетбельё – и натыкаясь лбом на юбкуиль на мужской костюм – на миг предстанемтой мыслью, что свободы не чуралась,была и тем, и тем – и чем-то бoльшим:впитайся, влага, в лица привносяпросторный холодок, пропахший Тайдом.

*

Поэзия, ты – навык очищеньяот инея, осевшего в сплетеньяхкурчавых проводов, и лучше обратитьсяк пейзажу любования, а то…Как звать его – Аксесий, Идофей?Не Персефон – и слава Богу, значит, наготалегко докажет очевидное: он весьзамолчан мифом, но шерстистый куст – зацвёловечьей белизной, не греющей взрастанье;должно быть, стадо пробегало мимо,пообтерев боками цепкую натуру:душа – изъятие из пола, не иначе,но время оседает звёздным хладом в волосахбыстрей, чем слово успевает.