Песня Орри. Часть 0. Вся жизнь как прелюдия
Шрифт:
– Смотри, ты же старая уже! – крикнула регламентированную фразу вслед собеседница, не желая отступать от традиций. – Скоро и не сможешь! Если вообще можешь ещё… Пожалеешь потом!
– Точно. Старая. – эхом согласилась орчиха. – Не смогу. И слава небу…
«Не моя вина в том, что у меня голова вперёд инстинктов работает.»
Орка в рамках общих просветительских бесед часто слышала о том, что забота о ком-то позволяет отвлечься от собственных проблем. Не обращать на них такого пристального внимания. Чаще всего это преподносилось как средство от орриной «мрачности» или как ответ на типичное для молодой Орри нытьё и ворчание.
Но
Однако, бригадирша, выбирая для разговора стандартную тему, явно хотела не пообщаться.. То ли будучи не в настроении по семейным обстоятельствам, то ли получив пинка от высшего руководства. И ей срочно нужно было слить куда-то этот непосильный груз подавленности. Попытавшись поддеть безразличную Орри там, где у неё самой было больное место.
Завершение репродуктивного возраста было крайне неприятной темой для большинства орчих, видевших в фертильности и обслуживании чужих нужд свою единственную ценность. Возможность быть нужными, полезными, а значит, хоть как-то интересными.
Однако, желая уязвить Орри, начальница отвесила той огромный комплимент, подняв настроение.
«Ну хоть что-то в моей навозной жизни идёт именно так, как мне нравится.»
И это было прекрасно. Старую орку уже не бесили и вызывали усмешку огульные поздравления на день матери, праздновать который полагалось всем орчихам, не зависимо от статуса и возраста. Как не вызывали и большого количества отрицательных эмоций и подобные беседы, которые теперь воспринимались просто как потеря ценного времени. Которого не так уж много и осталось и которое неумолимо уходило, даже в этот самый момент, пока она тащит брусья к Люсси…
Умри до того, как умрёшь – так было написано в одной из минотаврских мотивационных книг. Как. Если Орри никогда и не рождалась.
Трудяга поднималась с брусками этаж за этажом и по мере набора высоты и удаления от земли ей становилось как будто бы легче. Спокойные пейзажи простирались перед ней, прекрасные в своей простоте, величии и безмятежность. Вот уж кто умели «просто быть» с шиком.
Отсюда был великолепный вид на поле. Прекрасное. Жёлто-зелёное. На котором скоро появятся совершенно чудесные кругляки… Поле тянется до самого леса. За которым небольшая, но шустрая переливчато журчащая речка, за желание полюбоваться которой в тёплые сезоны приходилось платить местным насекомым кровью.
Все эти большие и маленькие объекты и события имели своё место под бесконечным фиолетовым небом, которое переживёт всё и всех. Идеально.
"Провались они все под землю вместе со стройками и бараками." – философски подытожила для себя орчиха, добравшись наконец с брусками на третий этаж и любуясь окрестностями уже оттуда.
"И зарасти всё бурьяном. Кроме
Добавила она, сгружая бруски на свободном месте на площадке.
– Эй! Орри! – раздался голос сзади.
"Да, снова здорово… Такая востребованная. Всем нужна, всем нужна, куда деваться. Знать бы, куда – уже делась бы.»
Орчиха повернулась к вопрошающей.
– Бруски мне? – уточняюще осведомилась коллега.
– Да, Люсинда, тебе.
Орри кивнула и, не особо спеша, отправилась за следующим муторным заданием. Определённо, работа не заслуживала такого отношения. Ни она не заслужила Орри, ни Орри её. Так получилось.
На теории орка знала, что в самих заданиях нет ничего плохого, и что всё дело в её отношении к ним, что если нет иного выхода, то для экономии сил и нервов следует сосредоточиться на том, чтобы выполнять любую нуднятину качественно и со всем смирением. Без лишних стенаний и ропота. Знала, что жалобы не помогают ничему и лишь портят её собственное настроение, помогая скатываться в ещё большую яму тоски и безысходности. С теорией у неё было всё хорошо. А вот с практикой были явные проблемы. Всё это по прежнему удручающе не работало здесь, на стройке. Она не могла ни изменить ситуацию, ни смириться с ней. Видимо, потому её невесёлая, а местами и вовсе утомительная «практика» продолжалась.
Однако, если задуматься… Ну, в чём польза от её ропота? Сопротивления? Бесполезно. Или же…
Она надеется что-то изменить? Нет. Если уже ни на что не надеется здесь… почему ничего не предпримет? Почему не предприняла ни до того, как накопилась усталость и вырос горб, ни сеймомент, когда её прижимает уже не только внутренними, но и внешними обстоятельствами? Какое бы бессилие она не чувствовала до этого в поисках приемлемых способов, в её нынешней ситуации вполне уже можно применять и неприемлимые… Уплыть на плоту от этого всего. Куда угодно, хоть в открытое море, на верную смерть. Прекратить весь этот неудавшийся фарс любым другим доступным способом…
– Эй, Орри! – услышала она бодрый оклик главного над их тремя бригадами. – После работы ворон и дома племях считать будешь… Давай живо дуй к бетономешалке, подмени там Стефа! Потом приберитесь там.
«Как всегда. Сама «любезность» и нескончаемая жизнерадостность.»
– Сделаю. – кивнула орчиха, послушно отправляясь в указанном направлении. Куда послали.
Чего гвоздь в кармане таить, Орри всегда испытывала зависть по отношению к этим прекрасно адаптировавшимся на стройке и в жизни орочьим существам. Но, променяла бы она возможность быть собой, не отказываясь от хоть и с течением времени изменяющихся, но всё же своих правил и убеждений, на социальное одобрение и подобный «комфорт»? Нэй. Она, может, и рада бы, но у неё не получится. Есть пределы, до которых орка может «ужаться». И меньше этой её нынешней «маленькой свободы» её психике уже не выдержать.
Она и так невыразимо страдает оттого, что променяла «большую свободу» собственного пути на именно такого типа комфорт. Быть строительницей было надёжно и престижно. Отпрыску строительской династии точно не грозило ни сокращение, ни увольнение. Также была стабильная зарплата… хоть и не столь большая, как могла бы быть после всех вычетов от дисциплинарных взысканий. Собственная комната в добротно сделанном бараке, приличная семья…
Она потеряла свой путь, но не могла позволить себе потерять ещё и себя.