Песня полной луны
Шрифт:
Спал он по-прежнему плохо и видел кошмары, от которых просыпался в холодном поту, вслушиваясь в каждый шорох. Дни проводил в больнице, абсолютно забив на учёбу, и добровольно дышал лекарствами, глядя на бледную до зелени в цвет больничной рубахи, но живую Беллу. Порой уступал место её родителям, приехавшим на несколько дней и взявшим ради этого выходные; или Линде, которая приходила даже чаще, чем могла бы. Пару раз — даже с профессором Стокером. Оуэн не мог её винить: Дилан вёл себя как настоящий мудак. А по ночам, когда осенний дождь колотил в стекла, Оуэн лежал, глядя в потолок, на скользящие по нему тени и
Голос его совести был тихим и ядовитым.
«Ты тоже виновен, и если ты выжил, это не значит, что вину искупил»
Быть может, как раз наоборот. Его вина стала ещё тяжелее.
…Детектив Пак шёл на поправку.
Дождавшись, пока Белла уснёт, Оуэн отыскал нужную палату. Никому из медсестер или врачей, снующих туда и сюда, не было до него никакого дела.
Был день, и Мун, обычно навещающая мужа после обеда, ещё не пришла. Детектив Пак сидел на койке и что-то листал в телефоне. всё ещё бледный, он выглядел, тем не менее, гораздо лучше, чем в те дни, когда Оуэн видел его через стеклянное окошко двери.
— Мистер Грин, — детектив Пак вскинул брови.
Оуэн мог бы восхититься, что тот помнит его, но он подумал: у полицейских, наверное, у многих хорошая память, если они хотят быть кем-то большим, чем простой оперативник. Он кивнул.
— Ага.
Как начать разговор, он понятия не имел. Всю ночь и всё утро он думал, что должен рассказать хоть кому-то, что несколько лет назад позволил своим друзьям изнасиловать и убить девчонку-навахо… искупить свою вину. Доказательств у него не было, а его друзья заплатили по своим счетам, так что Оуэн не представлял, поверит ли ему полицейский, но он собирался попробовать.
— Мун говорила, твоя девушка здесь, — детектив перешёл на «ты», даже не особо интересуясь согласием. Оуэн услышал это по его интонации. — Это хреново. Надеюсь, ей уже лучше?
— Лучше, спасибо, — ещё не поздно было развернуться и уйти. Изобразить грёбаный визит вежливости. Но он не мог. И, глубоко вздохнув, он выпалил: — Мне нужно кое в чем признаться.
Начать рассказывать было тяжело. Каждое слово падало, словно камень. Детектив Пак не перебивал, только отложил смартфон и слушал, чуть склонив голову набок. По его лицу было невозможно понять, осуждал он их за содеянное или уже настолько привык к чужим преступлениям, что даже не удивлялся.
Оуэну же казалось, будто с каждой фразой он сдирает с себя кожу.
Раньше он думал, что девчонка-индеанка была слишком самонадеянной и зря сбежала от них — кто знает, чем бы всё обернулось, если бы Гаррету не пришлось гнаться за ней? Всё осознание чудовищности поступка он прятал в себе, стараясь не думать и не вспоминать. Жить, как жилось. Но можно прикрыть ковром пятно, въевшееся в половицы, однако оно никуда не денется, и, как кровавая отметина в «Кентервильском привидении», будет появляться снова и снова.
Попытки сберечь друзей и его собственный страх оказаться
Рассказ, прежде казавшийся таким длинным и тяжелым, безо всех сверхъестественных подробностей занял не больше пятнадцати минут.
— Думаю, вы должны сообщить об этом в полицию Солт-Лейк-Сити, — произнес Оуэн тихо, когда молчание детектива показалось уж совсем невыносимым. — Я… — он сглотнул. — Я готов сесть в тюрьму за то, что совершил.
Готов ли он на самом деле? Он понятия не имел. Но понимал, что, коли он сказал «а», нужно произнести весь алфавит.
— Я покажу, куда парни сбросили мешок с телом.
Детектив Пак хмыкнул. Вздохнул, прикрыв на мгновение глаза, поерзал на койке. Поморщился — вероятно, болели укушенное плечо и обколотые антибиотиками руки.
— И ты готов отвечать за погибших друзей?
Оуэн моргнул.
— В смысле?
— В прямом. Вы совершили преступление, но ни подтвердить, ни опровергнуть его коллективность никто не может. Нет доказательств, лишь твое слово. Да, полиция прочешет пруд. Поднимет старое заявление о пропаже, если родители девушки вообще таковое подавали. Предъявят обвинение, представлять умерших подозреваемых будут их родители. Я так понимаю, они богаты — значит, наймут хороших адвокатов, а ты, как я понимаю, горишь желанием ответить за её смерть. И виновным ты в итоге останешься.
Простите, что?!
Оуэну показалось, он ослышался.
— Разве это не будет… справедливо?
Детектив кивнул.
— Будет. Но не по отношению к тебе. Ты — соучастник, не преступник, а в итоге, с помощью хороших адвокатов, которые по карману семьям твоих друзей, окажешься единственным осужденным. Ты не сможешь доказать, что не участвовал в изнасиловании и всего лишь покрывал чужое преступление.
Повисла тишина.
— Простите… — кашлянул Оуэн. — Это вы мне сейчас предложили и дальше скрывать её смерть? Но какого хр… то есть, почему?..
Почесав щеку, детектив Пак откинулся на подушку:
— Я пришел в полицию, полный надежд вершить справедливость, сажать преступников, помогать людям и вот это вот всё. Надеялся, что смогу сделать мир хоть немного чище. Я был дураком, потому что мало расследовать преступление и поймать его совершившего, нужно ещё и добиться приговора. И, когда я смотрел, как виновный уходит из зала суда без наручников, потому что у него был слишком хороший адвокат, я думал: какого хрена? Глядя на их улыбочки, мне хотелось пинать их ногами, но я — детектив полиции, я не могу никого бить. Хороший адвокат способен сделать невозможное, особенно если его подопечные мертвы и не могут дать признательных показаний. В итоге единственным убийцей окажешься ты, — он покачал головой. — Это не та справедливость, к которой я стремился.