Песня, призвавшая бурю
Шрифт:
В итоге инстинкт самосохранения победил моральные принципы. Я взяла ложку и начала есть. На вкус оказалось… просто ужасно. Но зато горячее.
Я отправила в рот вторую ложку, когда входная дверь неожиданно распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Тут же смолкла музыка, и все испуганно уставились на открытую дверь. Неужели это из-за метели? Внутрь занесло ветром несколько ледяных хлопьев. Внутренний двор, не так давно тщательно расчищенный, снова был укрыт снежным одеялом высотой примерно по колено, хотя самой белизны снега в темноте видно не было, потому что фонари давно уже не горели. Возникало впечатление, что там, за дверью, вообще ничего нет. По крайней мере, глазами я ничего не видела. А вот инстинкты говорили мне иное.
Это явились вакары.
Пять пальцев в кулаке
В ночлежку «Полкроны» вошел мужчина с бледной кожей и черными волосами, заплетенными в тугую косу. И вместе с ним в гостевую комнату проникло с холода и хриплое дыхание смерти. Огонь в камине и пламя свечей отчаянно боролись за выживание, сверкая чаще и ярче, боясь совсем погаснуть, а тени на стенах, казалось, стали длиннее. У вошедшего был удивительно изогнутый нос и резкие черты лица – такие ровные, что можно было предположить, будто над ними работал искусный скульптор. Ничто в его лице не казалось живым, кроме безжалостных глаз заманчивого серебристо-серого цвета. Определенно самый жуткий тип из всех, что мне когда-либо встречались.
За его черным плащом в дверном проеме появились две вакарки. Первая, высокая, выглядела точь-в-точь как я себе представляла темную богиню Нхиму. Смертельная красота, плавные движения и глубокие черные глаза, в которых сливались воедино грация и жестокость. Словно смеясь, судьба решила подчеркнуть этот контраст – левая половина лица вакарки и ее шея были покрыты глубокими шрамами. Четыре ровные линии, будто монстр своей лапищей зацепил – а может, и кто из сородичей.
Вторая же Темная охотница была ростом даже ниже меня и похожа на куклу – только очень агрессивную куклу. И если ее спутники излучали холодное безразличие, то в ее почти белых глазах горело неприкрытое презрение. Поверх кожаных лат висели крест-накрест оружейные ремни, на которых располагалось множество метательных ножей, за спиной у нее было два меча, а в длинной черной косе торчали железные наконечники стрел. Похоже, это было ее личным предпочтением, потому что вакарам не нужны были никакие клинки. У них и без этого от природы хватало смертоносных инструментов: острые, как ножи, клыки и когти, причем и то и другое пропитано ядом, от которого еще ни один целитель не нашел противоядия. Вдобавок ко всему прочему их когти были сделаны из железа и потому могли быть смертельны не только для людей, но и для кидхов. Когда-то давно я своими глазами видела, как вакар пробуждал к жизни жидкий металл у себя под кожей, чтобы трансформировать пальцы на руках в жуткие когти. Повторно сталкиваться с этим не хотелось. Не зря этот народ прозвали Несущими смерть.
Не оглядываясь, вооруженная вакарка с такой силой толкнула дверь, что та снова захлопнулась.
Все гости вздрогнули во второй раз – и я в том числе. Напряжение было невыносимым. Никто не смел пошевелиться. Никто не осмелился тем более прямо посмотреть на вакаров. Выделяться не хотелось никому. Я же подумала о побеге. Задняя дверь была буквально в паре шагов от меня. Если представится возможность, я, без сомнения, сумею улизнуть. Но, скорее всего, именно на это вакары и рассчитывали. Ведь название их отряда – скалл – на древнем языке означало «рука». Пять вакаров, как пять пальцев, сжатых в кулак, объединялись в один скалл. И это означало, что сейчас не хватало еще двух, которые наверняка караулили снаружи, не спугнут ли кого-то их спутники. Так что лучше продолжать вести себя незаметно.
Вакар с ястребиным носом внимательно оглядывал пивную.
Тучный мужчина с седой острой бородкой решил прервать напряженное молчание и откашлялся. Это был кто-то из местных, и, судя по его отороченному мехом плащу, человеком он был влиятельным. Плащ сильно натянулся в области его живота, когда он привстал из-за стола.
– Добро пожаловать в Равенах! Вы, должно быть, барон Арезандер?
Пытаясь скрыть свое беспокойство, мужчина с протянутой для приветствия рукой шагнул навстречу вакарам. Но даже я, плохо знакомая с манерами поведения, понимала, что это чудовищная ошибка. Только люди при приветствии пожимают руки, и то если считают себя равными друг другу.
Три пары глаз уставились на мужчину. Взгляды вакаров были пронзительнее кинжалов.
– А кто, собственно, спрашивает? – осведомился сир, не обращая внимания на протянутую руку. Толстяк тут же стушевался, убрал руку и начал заикаться.
– Э-э… Меня зовут Йоль Дигор, я староста Равенаха. И… это я за вами посылал, почтеннейший Сир сиров.
Значит, все сходилось…
Барон Арезандер, Сир сиров, сделал шаг вперед и посмотрел на старосту, как на таракана, который пытался залезть под ботинок вакара. По нему было видно, что находиться в таком месте и общаться с такими людьми ниже его достоинства.
– А с чего вы вдруг решили, что Сир сиров явится на зов какого-то ничтожного старостишки?
Он угрожающе отчеканивал каждый слог. Йоль Дигор мелко задрожал, и низкая вакарка со светлыми глазами и стрелами в косе презрительно фыркнула.
– И это их лидер? Как люди, имея выбор, могли избрать этого трусливого зайца? Что за глупость!..
– Ну ничего, может, господин Йоль нас еще удивит, – заметил Сир сиров без тени сочувствия. – Если, конечно, соберется с духом и ответит на мой вопрос.
– Довольно, Макиз, – неожиданно вмешался другой голос. Голос, с чьим обладателем я сама разговаривала всего пару минут назад. Только сейчас он звучал иначе. Контролируемо, властно и… трезво. – Я узнал достаточно.
Все головы повернулись в сторону танцора, а вакар низко ему поклонился и тихо, но отчетливо пробормотал:
– Сир сиров…
Чтоб меня…
От изумления все разинули рты. В том числе и я.
Мне ведь не послышалось? Самый жуткий вакар, которого я когда-либо видела, только что назвал того танцора своим Сиром сиров?!
А мнимый выпивоха подмигнул своим партнершам по танцу, как бы благодаря их за компанию, и пугающе проворно спрыгнул со стола. В этот момент по его коже побежали маленькие голубоватые молнии, и мираж, скрывавший его истинную внешность, начал блекнуть. О, проклятье! Это же ослепляющее заклинание… Такого я очень давно не видела. Торговля подобным видом уже готовой к употреблению одемской магии навынос была чрезвычайно дорогой и к тому же запрещенной. По крайней мере, для тех, кто не стоял выше всех законов.
А танцор подошел к вакарам, уже даже не пошатываясь. И с каждым шагом магия рассеивалась, раскрывая его истинную натуру. Медово-светлые волосы стали черными, как сажа. Причем отдельные пряди волос в свете свечи переливались голубоватым, зеленоватым и лиловым – совсем как перья воронов-крабх. Исчез и загар, теперь его кожа приобрела серебристо-золотой блеск. Она была не такой бледной, как у других вакаров, но и явно не человеческой. Неизменными остались только выразительно чувственные черты лица и преувеличенная самоуверенность. Но если раньше это имело привкус какой-то кичливости и дерзости, то сейчас это уже не казалось неуместным или неправильным. Напротив, это все объясняло. Не оставалось никаких сомнений: этот мужчина привык, чтобы его приказы выполнялись моментально и беспрекословно.