Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова

М.Ю.Лермонтов

Песня про царя Ивана Васильевича,

молодого опричника и удалого купца Калашникова

Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!

Про тебя Нашу песню сложили мы,

Про твово любимого опричника

Да про смелого купца, про Калашникова;

Мы сложили её на старинный лад,

Мы певали её под гуслярский звон

И причитывали да присказывали.

Православный народ ею тешился,

А боярин Матвей Ромодановский

Нам

чарку поднёс мёду пенного,

А боярыня его белолицая

Поднесла нам на блюде серебряном

Полотенце новое, шёлком шитое.

Угощали нас три дни. три ночи

И всё слушали не наслушались.

I

Не сияет на небе солнце красное,

Не любуются им тучки синие:

То за трапезой сидит во златом венце,

Сидит грозный царь Иван Васильевич.

Позади его стоят стольники,

Супротив его всё бояре да князья,

И пирует царь во славу божию,

В удовольствие своё и веселие.

Улыбаясь, царь повелел тогда

Вина сладкого заморского

Нацедить в свой золочёный ковш

И поднесть его опричникам.

– И все пили, царя славили.

Лишь один из них, из опричников,

Удалой боец, буйный молодец,

в золотом ковше не мочил усов;

Опустил он в землю очи тёмные,

Опустил головушку на широку грудь

А в груди его была дума крепкая.

Вот нахмурил царь брови чёрные

И навёл на него очи зоркие,

Словно ястреб взглянул с высоты небес

На младого голубя сизокрылого,

Да не поднял глаз молодой боец.

Вот об землю царь стукнул палкою,

и дубовый пол на полчетверти

Он железным пробил оконечником

Да не вздрогнул и тут молодой боец.

Вот промолвил царь слово грозное

И очнулся тогда добрый молодец.

"Гей ты, верный наш слуга, Кирибеевич,

Аль ты думу затаил нечестивую?

Али славе нашей завидуешь?

Али служба тебе честная прискучила?

когда входит месяц - звёзды радуются,

что светлей им гулять по поднЕбесью;

А которая в тучу прячется,

Та стремглав на на землю падает...

Неприлично же тебе, Кирибеевич,

Царской радостью гнушатися;

А из роду ты ведь Скуратовых,

И семьёю ты вскормлен Малютиной!.."

Отвечает так Кирибеевич,

Царю грозному в пояс кланяясь:

"Государь ты наш, Иван Васильевич!

Не кори ты раба недостойного:

сердца жаркого не залить вином,

Думу чёрную - не запотчевать!

А прогневал тебя - воля царская;

Прикажи казнить, рубить голову,

Тяготит

она плечи богатырские,

И сама к сырой земле она клонится".

И сказал ему Царь Иван Васильевич:

"Да об чём тебе, молодцу, кручиниться?

Не истёрся ли твой парчёвый кафтан?

Не измялась ли шапка соболиная?

Не казна ли у тебя поистратилась?

Иль зазубрилась сабля закалённая?

Или конь захромал, худо кованный?

Или с ног тебя сбил на кулачном бою,

На Москве-реке, сын купеческий?"

Отвечает так Кирибеевич,

Покачав головою кудрявою:

"Не родилась та рука заколдованная

Ни в боярском роду, ни в купеческом;

Аргамак мой степной ходит весело;

Как стекло горит сабля вострая;

А на праздничный день твоею милостью

Мы не хуже другого нарядимся.

Как я сяду поеду на лихом коне

За Моску-реку покатитися,

Кушачком подтянуся шёлковым,

Заломлю на бочок шапку бархатную,

Чёрным соболем отороченную,

У ворот стоят у тесовыих

Красны девушки да молодушки

И любуются, глядя, перешёптываясь;

Лишь одна не глядит, не любуется,

Полосатой фатой закрывается...

На святой Руси, нашей матушке,

Не найти, не сыскать такой красавицы:

Ходит плавно - будто лебёдушка;

Смотрит сладко - как голубушка;

Молвит слово - соловей поёт;

Горят щеки её румяные,

Как заря на небе божием;

Косы русые, золотистые,

В ленты яркие заплетённые,

По плечам бегут, извиваются.

во семье родилась она купеческой,

Прозывается Алёной Дмитревной.

Как увижу её, я сам не свой,

Опускаются руки сильные,

Помрачаются очи буйные;

Скучно, грустно мне, православный царь,

Одному по свету маяться

Опостыли мне кони легкие,

Опостыли наряды парчовые,

И не надо мне золотой казны:

С кем казною своей поделюсь теперь?

Перед кем покажу удальство своё?

Перед кем я нарядом похвастаюсь?

Отпусти меня в степи приволжские,

На житьё на вольное, на казацкое,

Уж сложу я там буйную головушку

И сложу на копьё бусурманское;

И разделят по себе злы татаровья

Коня доброго саблю острую

И седельце бранное черкасское.

Мои очи слёзные коршун выклюет,

Мои кости сирые дождик вымоет,

И без похорон горемычный прах

На четыре стороны развеется!.."

И сказал, смеясь, Иван Васильевич: