Песня волка
Шрифт:
— Чтоб меня… познакомься, это мой дух-Маниту…
— Что он здесь делает? — также шепотом спросила Эшли.
— Пришел, наверное, посмотреть на тебя, — пробормотал Элк, прижимаясь губами к холодному плечу Эшли. — Замерзла?
Шорох палой сухой листвы и тихое покачивание потревоженной ветки заставил их отвлечься друг от друга и повернуться в сторону волка. Но на том месте, где они только что видели зверя, его уже не было.
— Вот видишь, — разочарованно протянула Эшли, — даже твой дух-Маниту не смог смотреть на твои безобразия.
Элк
— Пойдем в хижину, а то простудишься. У тебя ледяные руки и ноги и даже нос…
— Что это? — она погладила его грудь, на которой белели по обе ее стороны безобразные симметрично расположенные шрамы.
— Это был танец Солнца, — сел на камне Элк, со стоном выпрямляя спину.
— Танец?
— Инициация. Тебе лучше об этом не знать… Я должен был ее пройти, чтобы стать воином.
— Но… это же, наверное, такая боль…
— Зато клятву болью забыть не просто… как и клятву любовью… Ладно, пошли в хижину.
Он соскочил с камня, опять сгреб Эшли вместе с одеялом в охапку и вдруг остановился.
— Будь я проклят, — потрясенно прошептал он, глядя на камень.
Эшли непонимающе посмотрела на него. Элк подошел с ней к камню и чтобы не опускать ее на мокрую от росы траву босыми ногами, поставил ее ступни на свои. Камень был сплошь покрыт глубокими трещинами, странно опаленными по краям, словно из недр камня вырвался, долго сдерживаемый, огонь. Несколько отвалившихся от него кусков, валялись в траве.
— А ведь у тебя получилось, малыш. Получилось!
Эшли сошла на мокрую траву, подошла к камню и потрогала темные трещины, обезобразившие яркие рисунки на камне, покрыв густой паутиной его поверхность. И вдруг закрыв лицо руками, расплакалась. Элка скрутила нежность и жалость. Он подошел к ней, закутал в одеяло и прижал к себе, молча убаюкивая.
Что он мог сказать? Если с детства он жил со знанием о мире духов, которое было для него такой же закономерностью, как водопровод для Эшли и если ему было понятно все, что происходило вокруг щита, то ей пришлось продираться через терния своего неверия, скептицизма и сомнений, протаскивая через них свою веру и слабое убеждение в том, что она права, при этом иметь мужество не слушать своего здравомыслия, внимая едва слышному голосу своей интуиции.
— У нас получилось, — всхлипывая, смеялась Эшли.
Они посмотрели друг на друга и ликующе закричали в один голос:
— Значит, ты был счастлив!
— Ты была счастлива!
После Элк добежал с нею до хижины. В ней они, уместившись вдвоем на узкой лежанке шамана, уснули, согретые объятиями друг друга.
В полдень они появились на тропе, ведущей от хижины Ждущего у Дороги. Элк нес Эшли на закорках, поддерживая за бедра.
— Это ж надо до чего ты докатился, индей, — ворчал он. — Мало того, что белая девчонка, заморочила тебе голову, допросила и соблазнила, так еще и оседлала, как заарканенного мустанга.
Эшли, обняв его за шею и пристроив подбородок на его плече
— Я ведь могу быть безжалостной наездницей.
Элк остановился и поднял к небу глаза:
— О, Маниту! Дай мне силы все это вынести. Дай мне волю… — но оборвав себя на полуслове, повернулся к ней и вкрадчиво поинтересовался: — Не желает ли, мисс, иметь такого мустанга как я в своем личном пользовании…
Оба засмеялись, но Элк смотрел на нее без смеха, вопрошающе. За этим вопросом, сказанного без улыбки, было столько, что Эшли не нашлась, что ответить. Во всяком случае, просто шуткой здесь не отделаться, но она пока не понимала, какое место в ее жизни занимает Элк.
— Ой, мои лодочки… — обрадовалась Эшли, показав рукой на валявшиеся на тропе туфли.
Она двинулась было, чтобы соскользнуть с Элка, но тот только сильнее сжал ее бедра, подошел к ее лодочкам и присев, подхватил их. До "скаута" оставалось всего ничего.
Он донес Эшли до машины и, усадив на переднее сидение, отдал ей туфли. Соскользнула с его спины, Эшли поскорей оправила высоко подобранную юбку. Весь путь по прерии они проехали молча.
— Что-то случилось? — спросил он, выезжая на асфальтированную дорогу.
— Утро чем-то отличается от ночи? — посмотрел он на нее, оторвавшись от дороги.
Девушка неопределенно дернула плечом. Ее мысли были заняты тем, как написать отчет так, чтобы Бишоп не упрятал ее в психушку. Каким образом изложить события, чтобы пощадить и его психику тоже. И будет ли ее отчет ясным и четким объяснением смерти Арибальда Стоуна. А вдруг ее вообще отстранят от работы и запрут в психушку? Опять же это зависит от того, как она все изложит в этом самом отчете.
Рассказать все сначала Бишопу и попросить у него совета? А может отчет вообще не стоит писать? Почему ей выпало именно такое первое дело? К чему приведет логика Бишопа? Нет, надо поговорить с ним… и после этого распрощаться с полицейским значком? Не видя выхода, она принялась грызть ноготь и тут Элк спросил:
— Когда мы сегодня встретимся?
Эшли с удивлением повернулась к нему. О чем он? Ей нужно быстро вернуться в Мичиган, Бишоп и так рвет и мечет. Но тут увидела, как окаменело лицо Элка.
— Идиот, — прошептал он, сжав руль.
— Элк… — начала было Эшли.
— Замолчите, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
Да что случилось-то? Эшли не понимала, чем вызван этот непредсказуемый перепад его настроения. Она открыла, было, рот, чтобы спросить, в чем дело, но он резко остановил машину и, наставив на нее палец, процедил, тяжело переводя дыхание, едва справляясь с гневом:
— Ни слова, черт вас побери! Ни слова!
Потом ударил по газам, рванув "скаут" с места и так дернул на себя руль, будто хотел вывернуть его начисто.