Песочница
Шрифт:
Но куда великому драматургу было понять наш современный индивидуализм? Ведь именно в нем и заключается основное достижение человеческой свободы – иди куда хочешь, спи с кем попало, только плати налоги и не нарушай закон, а все остальное не имеет значения, все остальное – прах…
Любовь, нежность, глубинное созерцание, привязанность к одному месту, домашний уют, нерасторопное течение жизни, игры на свежем воздухе, детский смех, полночный шепот, полуденный восторг – все это прах, все это больше не никому не нужно!
А вместо всего этого есть телевизор и компьютер, и, блуждая от одного экрана к другому,
Неужели в этом и заключается моральное превосходство нашей цивилизации над отсталыми народами и странами? Мы ценим свободу собственного индивидуализма, который отчего-то делает нас одинаковыми до безликости! Что же это с нами происходит: обезличивание индивидуализма или индивидуализация безличия?
Затрудняясь различать понятия индивидуализма и эгоизма, современные мальтузианцы, пользуясь контрацептивами с дошкольной скамьи, даже в гроб ложатся, предварительно обезопасив себя соответствующим образом!
Трудно сказать, как население здешних мест ухитрилось не вымереть в результате низкой рождаемости, но в том было бы лишь только полбеды… Слава богу, выручают переселенцы из Торонто. Там демографического кризиса не наблюдается, спасибо иммигрантам из плодовитых стран. А я люблю их веселую живучесть. Я люблю смешных, деловитых китайцев, словно точно знающих, зачем они живут, люблю вечно сказочно фантазирующих индусов и только начинающих вырываться из купели исламизма пакистанцев. Я люблю их всех, их иероглифы, вязь санскрита и арабского, кажущуюся еще более декоративной, когда она несет в себе слова таинственного языка урду…
Однако всего этого разнообразия нет в канадской глубинке. Здесь англосаксы женятся на англосаксах, которых я тоже люблю, но пред которыми испытываю устойчивое чувство собственной неполноценности, ибо мне никогда не удается быть настолько же вежливым и обходительным, как даже последний из них… Не воспитали, упустили. Теперь уж не восполнишь! Как был я хамом, так хамом и останусь.
Попаду на тот свет, меня Господь спросит: «Ну, как вам сегодня погода? Облачность не беспокоит?», а я ему: «Да погоди Ты о погоде, скажи мне наконец, в чем смысл жизни?» А Он разочаровано шмыгнет своим божественным носом и продолжит светскую беседу в стиле местного «Small talk» – «как вам нравится проводить свою вечность?»…
В отличие от меня, у местного населения проблем в общении с Богом не наблюдается. Настоящая проблема заключается в том, что никто из них не считает проблемой, когда та или иная семейная пара, иной раз и после сорока лет отроду, все-таки сподобится завести единственного ребенка, и тут муж вдруг ни с того ни с сего бросает жену и уходит к другой женщине, впрочем, тоже в свою очередь, разведенной, у которой тоже имеются дети. Брошенная жена не теряет времени даром и находит себе нового мужа, который между тем продолжает платить алименты на своих детей от прежнего брака. Все кругом живут с чужими женами и воспитывают чужих детей, и такая вот фантасмагория считается нормой.
Все они кажутся мне такими одинаковыми, что я искренне не понимаю, почему Джон бросил Мэри и женился на Элизабет. Они все так похожи… Ах, знаю, знаю… Это оттого, что Мэри упрекала Джона в том, что он не относит свои грязные носки в стирку,
Да, конечно, и Джон во втором своем браке остепенился. Теперь самолично относит свои носки в стирку и даже иногда моет посуду. Он разумно рассудил, что это ему обойдется дешевле, чем вновь потерять половину своих трудовых сбережений, как это случилось в результате бракоразводного процесса с Мэри, которую он, в общем-то, по совести говоря, до сих пор любит и ревнует к ее новому мужу Фрэду… А если спросишь Джона, зачем он развелся, то получишь бесхитростный ответ: «Из-за носков…»
Вообще носки становятся настоящими разрушителями семей! Может быть, лучше вовсе ходить без носков, в конце концов, или изобрести, наконец, одноразовые носки! Сколько семей будет спасено!
А не проще ли совсем упразднить институт семьи и жить всем со всеми вперемешку, как в первобытной пещере? Таким образом бедным деткам, оставленным своими страдающими избыточным индивидуализмом родителями, удавалось бы чаще с ними видеться, сидя по вечерам вокруг общего костра. А по утрам все гуртом выбегали бы на мороз охотиться на мамонта или на какого-нибудь саблезубого зайца… (Следуя теории Дарвина, при нынешнем дефиците морковок зайцы вполне могут проэволюционировать в саблезубых.) Чем не счастливая семейная жизнь?
Самое интересное, что, поменявшись женами и мужьями, разведенные граждане продолжают друг друга остро ревновать и пытаются отравлять жизнь своим бывшим супругам. Они и через десять лет после развода устраивают друг другу сцены ревности и иной раз вовсе перестаешь что-либо понимать в устройстве современного человеческого общества.
Причем вся эта свистопляска с обменом мужьями и женами повторяется по три-четыре раза за жизнь индивида, значительно продлившуюся в связи с введением в действие всеобщей санитарии (ощутимый удар по мальтузианству).
Обществу все это очень нравится, и оно уже даже не скрывает своей удовлетворенности. Восседая на троне из свидетельств о разводе, общество довольно ухмыляется… Вы спросите, почему? Дело в том, что при таких семейных отношениях человек так или иначе остается совершенно одиноким, ибо ни новые жены, ни брошенные дети не считают семейные узы чем-то стоящим и относятся к ним, скорее, как к отношениям с сослуживцами. Зарплату не повысили – хлопнул дверью и вышел вон…
Это когда-то обществу были нужны крепкие крестьянские семьи, чтобы всем гуртом волочить за собой плуг… А теперь наоборот: нужно, чтобы люди были одинокие, подвижные, как солдаты. Собрался за сорок секунд и в полной выкладке поехал, куда тебя послали… А крепкие семьи так это окаянное общество сами пошлют, что оно долго будет идти, спотыкаясь… Вот и затаило общество злобу на крепкие семьи, где один за всех и все за одного. Мы и лозунг-то этот позабыли, последний раз услышав его лет двадцать назад в советском фильме про трех мушкетеров.