Песок. Повесть длиною в одну ночь
Шрифт:
Олег не закончил фразу. И так было понятно. Я смотрю ему в лицо, отмечаю, что никаких видимых следов та драка не оставила. Только толку-то с того.
Я взял деньги. Неразменный пятак какой-то. А может, она просто таксистам в руки не дается?
— Не держи зла, хорошо? — попросил я.
— Не буду, — кажется, на его лице промелькнула неуловимая улыбка, - и ты не держи.
Я кивнул.
— Спасибо.
И пошел к выходу.
Жизнь только и состоит из череды невероятностей и неправдоподобных происшествий. Этому я и улыбаюсь, стоя на улице.
А еще тому, что нет больше ни безысходности, ни стыда.
Как будто кто-то снял камень с души, и теперь...
...стало значительно легче.
Немного больнее, чем обычно, но — легче. Больно, словно заключенному, которого минуту назад выпустили из тюрьмы. Все, срок окончен, но за спиной — привычный уклад, свои правила, к которым привык. А впереди, хоть и свобода, нужная, но непонятная, слишком горячая на ощупь. Слишком хорошо, чтобы отказаться, слишком страшно, чтобы взять. Но, превозмогая страх, берешь — и как будто уже легче, и не так и больно. Просто привыкнуть, наверное, нужно.
Неплохой подарок на тридцатилетие.
Тридцатилетним я себя не ощущаю. Хорошо сохранился, значит.
Я пошел вперед, медленно зашагал по улице. Воздух вдруг оказался сладким и веселым, словно пропитанным весной. Черт знает, что за климат у нас здесь, — вчера зима, сегодня уже дышится по-весеннему, — но мне нравится. Пусть март отыграется на нас за все лютыми морозами, - сейчас весна.
Я поймал себя на том, что улыбаюсь.
Рука в кармане натолкнулась на вырезку из газеты. Ну нафиг, — подумал я, решительно смял ее пальцами, добив окончательно, затем достал из кармана и бросил, размахнувшись, на проезжую часть. Она тут же погибла под колесами проезжающего мимо автомобиля.
Судя по солнцу, сейчас около шести утра.
А я, прикрыв глаза, неспешно двигаюсь по тротуару, наслаждаясь запахом весны. Спать не хочется совсем. Как будто бы и не было бессонной ночи.
— Я вас знаю, — вдруг слышу я голос рядом.
Девушка.
— В газете видели? — с улыбкой спрашиваю я. Она кивает. — Просил же, чтоб
Она улыбается в ответ. Мы всегда стараемся улыбнуться в ответ, потому что нам так редко улыбаются. И своей улыбкой мы хотим согреть чужую, чтобы этим хоть ненадолго продлить ей жизнь.
— Глупо получилось, — замечаю. — Да и не стоило это целой газетной полосы. Писать им, что ли, не о чем больше. А как вас зовут?
— Ольга, — говорит она.
Откуда-то я знал это. Образ?
— Как вам повезло, Оля.
— Это почему же? — спрашивает она.
Женщины...
— Потому что сегодня начало весны, — я как никогда серьезен, — и плевать на календарь.
Почему-то она рассмеялась, а вместе с ней рассмеялся и я.
Все-таки я ребенок. И мне положено смеяться, когда хочется, и плакать, когда нужно. А еще, — я хочу и буду радоваться весне. Своей новой весне, чей номер телефона сохранен теперь в моем. Глупость какая-то, — говорила она, диктуя последовательность цифр, но улыбка ее жила и цвела радугой посреди просыпающегося города.
Я остановил такси и, забираясь вовнутрь, поймал себя на мысли — ну хоть этому таксисту достанется та самая злосчастная "сотня"?
Она обязательно позвонит, я это знаю. И если честно, жду этого. Забытое ощущение — чего-то ждать, на что-то надеяться, кому-то счастливо улыбаться. Почему мы так редко улыбаемся друг другу? Не потому ли, что редко улыбаются нам? Наверное.
Но ведь — если мы сами не будем дарить улыбки другим, откуда они у них возьмутся?
— Влюбился, что ли? — поинтересовался таксист. — Весь счастливый такой.
— Не знаю, — подумав, ответил я. — Просто... жить нравится.
— А кому не нравится, — мудро заметил водитель. — Куда?
Я открыл рот, чтобы назвать адрес, но вспомнил о деньгах.
— Секунду, — сказал я, — сейчас деньги проверю.
Что может быть лучше, чем пройтись пешком замечательным воскресным утром?