Пестрые истории
Шрифт:
Что и говорить, шутка была вызывающе грубой. Епископ, обидевшись, покинул дворец курфюрста, а тот строго призвал профессора к порядку, но на другой день простил его. Пищеварение…
Была у Таубманна достойная ученого латинская поговорка о среднем пути, которым надлежит следовать в жизни: Medium tenuere beati(Середину занимают счастливцы). Придворные, и дамы в их числе, переделали эту фразу специально для профессора: hi medio pisces et mulieres sunt meliores(У рыбы и женщины лучшее в середине). Курфюрсту тоже захотелось подшутить на тему пословицы. Он пригласил профессора вместе с его студентами на обед, посадив их в середине стола,где блюда сверкали
Вот, дескать, середина не всегда хороша, не так ли?
Эго была отличная шутка, общество задыхалось от смеха. Таубманн покорно проглотил шутку курфюрста и тут же экспромтом увековечил ее в латинском дистихоне. На что курфюрст милостиво кивнул лакеям, и профессор со своими студентами смогли вволю насытиться выставленными перед ними деликатесами.
Но это не все. Своему хозяину застольный советник не мог отплатить, зато дамам из смеющегося хора преподал урок насчет срединных дел.
Был во дворце один темный коридор, а в его самой темной части была одна темная-претемная будочка; вот сюда-то придворные дамы заглядывали время от времени. Таубманн раздобыл ведро сажии старательно вымазал толстым слоем отверстие в сидении. Подождал несколько дней и, когда женщины по обыкновению опять начали его поддевать этой пословицей, отозвал курфюрста в сторону и что-то пошептал ему на ухо. Тот разразился смехом, что вызвало любопытство его супруги. Таубманн скромно заметил, что у дам нет причины уделять столько внимания восхвалению вещей средних.Курфюрст опять что-то шепнул супруге, на что та приказала дамам пройти в соседнюю комнату. Там старшая гофмейстерина произвела досмотр и подтвердила, какому низкому и подлому покушению они подверглись.
Не забудем: с тех пор много воды утекло…
Что касается варианта поисков фиалки, то здесь история такова.
Таубманн после вкуснейшего придворного обеда вышел в парк подремать и растянулся под кустом. И тут заметил, что к нему, прогуливаясь, приближаются придворная дама с кавалером. Любезничают, хотят посоревноваться, кто скорее найдет в траве первую ягодку земляники. Речь шла даже о поцелуе, который получит в награду рыцарь, если окажется счастливчиком. На том разбежались. Юнкер — а его Таубманн почему-то особенно не любил — искал ягоду поблизости, вдруг от радости подпрыгивает: крупная красная ягода заалела ему навстречу. Он накрывает ее шляпой и бежит звать свою даму.
Об остальном можно догадаться. Таубманн ягоду съел, а ее подменил известным продуктом обмена.
Только кувшин по воду ходит, пока не треснет. Знаю, довольно старая и затасканная мораль, такая повсюду найдется в кладовых народной мудрости. И все же прибегаю к ней, потому что где-то прочел, что один немецкий князь осадил этим сравнением своего слишком самоуверенного любимца, на что тот ответил так: «Только мой кувшин не на колодец ходит, а прямо к винной бочке». Памятуя о хозяйских погребах, Таубманн мог бы сказать и о себе так же, да только его кувшин все-таки треснул.
Однажды в подпитии он все же перегнул палку, и курфюрст сильно рассердился. Вытурил его из дворца и запретил попадаться ему на глаза. И это были не пустые слова. Всем стражам, лакеям и псарям было строго-настрого наказано, если Таубманн только посмеет ступить на порог, спустить на него собак.А дело было нешуточное, потому что в те времена, когда охота была главным развлечением крупных феодалов, целые своры охотничьих псов крутились и во дворе, и в дворцовых коридорах, и даже в личных апартаментах курфюрста.
Советник по увеселениям печально повесил нос. Едва ли оставалась надежда, хоть когда-нибудь вернуть княжью милость. Но память о придворной кухне, дорогих подарках и прочих разностях оплодотворила его ум. Он раздобыл трех живых зайцев,спрятал их под плащом и полный решимости отправился во дворец. Едва ступил во двор, как псари натравили на него с полдюжины охотничьих собак. Таубманн стойко встретил дико гавкающую свору и
Там опять псовая атака, еще один заяц у охотничьих собак опять победил древний инстинкт, — пока они погнались за зайцем, Таубманн стремглав взлетел вверх по лестнице. Зная дорогу, он направился прямо в тот покой, где курфюрст в обществе особо приближенных к персоне псов отдыхал от дел государственных. Государь не мог поверить своим глазам, кровь бросилась ему в голову и он в гневе натравил своих верных телохранителей на дерзновенного. — Третий заяц вперед, собаки за ним, князь схватился за живот и простил.
Профессор Таубманн продолжил житье парасита, мог вдосталь лизать пятки хозяину и щелкать по носу придворных.
Как-то раз, слоняясь по дворцовым коридорам, он оказался впереди одного важного вельможи.
— Возмутительно, — вознегодовал тот, — нынче всякий дурак впереди человека ходит.
— Ну, я лично не так чувствителен, — сказал Таубманн и вежливо пропустил вперед высокородного господина.
Да, только в другом месте читаем нечто подобное, случившееся с поэтом и переводчиком Клеманом Маро [63] , таким же образом пристыдившего одного спесивого придворного шаркуна.
63
Маро Клеман (1495–1544) — французский поэт, предшественник «Плеяды». Родился в Кагоре в семье поэта Жана Маро. Состоял в свите Маргариты Наваррской, сестры короля. Получил известность переводом библейских псалмов, античных поэтов (Вергилия, Овидия, Катулла). Писал баллады, рондо, мадригалы, песни, басни. Мастер изящной формы, тонкой шутки, Маро охотно культивировал малые поэтические формы, в которых достиг замечательного совершенства, особенно в искусстве эпиграммы. — Прим. ред
И вот так с большинством шуток придворных дураков. Ученые, изучающие литературные анекдоты, обнаружили, что, к примеру, идея создания «книги дураков» исходила не от Трибуле: в испанском сборнике XIV века речь о ней уже заходила. Мало того, она обошла пол-Европы, удалось разыскать двадцать триее варианта.
Еще один листочек из венка героя-сплетника Трибуле выдернули ученые. Не он первым подсказал строящему планы военного похода хозяину, что-де хорошо бы позаботиться и о возвращении из похода. Такое предупреждение намного раньше, в 1386 году, получил австрийский герцог Леопольд III. А у нас шуту Дьёрдя Ракоци II рукописный сборник исторических анекдотов «Надьенедский Гераклит» (1759–1762) приписывает, что якобы он спросил готовящегося к польскому походу князя: «А вы разработали план, как возвращаться обратно?»
А что касается проделок с глухими и слепыми, то несть числа таковым, и специальные исследования ставят под вопрос приоритет авторства шута Гонеллы.
Нас сегодня уже не волнует, кто был и кто не был автором всех этих старинных шуток. Тем более, что в наше время необозримая масса сборников анекдотов, шуток, прибауток и побасенок донельзя избаловала читателей.
Принадлежавший к кружку Ференца Казинци [64] епископ Янош Киш в 1806 году издал книжку анекдотов под названи-ем «Для приятного времяпрепровождения остроумные любезности etc.». Но он при этом и не скрывал своего в целом негативного отношения к подобным сборникам, которые, по его мнению, «только таким приятны, кто вкуса и знания лишь на первом градусе находятся».
64
Казинци Ференц (1759–1831) — венгерский просветитель, писатель, общественный деятель и реформатор литературы. — Прим. ред.