Пьесы о далеком и близком
Шрифт:
Сэр Уэбли. Ха–ха! Очень хорошо! Ему для этого понадобится волшебник, Трундлебен.
Трундлебен. Да, конечно, сэр Уэбли; разумеется, мистер Никс.
Сэр Уэбли. Но это описание сцены просто неповторимо. Я очень хотел бы это переписать, если вы позволите. Как там? «Море и корабль»? Смешнее некуда.
Трундлебен. Да, так оно и есть, сэр Уэбли. Подождите минутку, я еще не закончил. Полностью… полностью это звучит так: «Море,
Сэр Уэбли. «Затем остров»! Тоже очень хорошо. «Затем остров». Я это тоже запишу (Пишет). А что еще, Трундлебен? Что там еще?
(Трундлебен снова приподнимает список).
Трундлебен. «Трагедия о… о короле Ричарде… Втором».
Сэр Уэбли. Но разве его жизнь — трагедия? Разве это трагедия, Никс?
Никс. Я…я… ну, я не вполне уверен; я так не думаю. Но я могу проверить.
Сэр Уэбли. Да, мы можем это проверить.
Трундлебен. Думаю, его жизнь в некоторой степени — может, в какой–то степени — была трагична, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. О, я не хочу сказать, что это не так. Не сомневаюсь. Нисколько не сомневаюсь. Но это одно. А назвать всю его жизнь трагедией — совсем другое дело.
Никс. О, совсем другое.
Трундлебен. Ну конечно, сэр Уэбли. Трагедия — очень сильное слово, вряд ли… вряд ли подходящее в этом случае.
Сэр Уэбли. Он, скорее всего, занимался браконьерством вместо того, чтобы учить историю.
Трундлебен. Боюсь, что так, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. А что еще, э? Еще что–нибудь?
Трундлебен. Ну, еще какие–то поэмы, как он пишет.
(Держит список)
Сэр Уэбли. И о чем они все?
Трундлебен. Ну, есть одна под названием… Ох! Мне не стоило и упоминать ее; возможно, лучше бы ее совсем пропустить.
Никс. Не…?
Сэр Уэбли. Не совсем…?
Трундлебен. Нет, даже совсем.
Сэр Уэбли и Никс. Гм!
Трундлебен. Пропустим ее совсем. А потом идут «Сонеты», и… и «Венера и Адонис», и… и «Феникс и голубка».
Сэр Уэбли. Феникс и что?
Трундлебен. Голубка.
Сэр Уэбли. Ох! Дальше…
Трундлебен. Одна поэма называется «Страстный пилигрим», а другая — «Жалобы влюбленного».
Сэр Уэбли. Я думаю, все это недостойно внимания.
Никс. Я тоже так думаю, сэр Уэбли.
Трундлебен (мрачно). Совсем
Никс. Именно так, Трундлебен, именно так.
Сэр Уэбли. И все эти пьесы? С какой стати он назвал их пьесами? Их же никогда не ставили.
Трундлебен. Ну…эээ…нет, не совсем так, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Что значит не совсем, Трундлебен?
Трундлебен. Ну, я уверен, что их ставили в Америке, но, разумеется, не в Лондоне.
Сэр Уэбли. В Америке? Что там у них такое творится! Америка? Ну, это же по другую сторону Атлантики.
Трундлебен. О да, сэр Уэбли, я… я полностью с вами согласен.
Сэр Уэбли. Америка! Они, конечно, это сделали. Они поставили его пьесы. Но это не сделает Шекспира достойным членом «Олимпуса». Скорее наоборот.
Никс. Да, скорее наоборот.
Трундлебен. О, разумеется, сэр Уэбли, разумеется.
Сэр Уэбли. Рискну заметить, что «Макбет» будет как раз такой штукой, которая подойдет этим американским ирландцам. Самое для них подходящее дело!
Трундлебен. Да, самое подходящее, сэр Уэбли. Точно!
Сэр Уэбли. У них там, уверен, более чем свободные нравы; они, вероятно, не стали обвинять его в браконьерстве.
Трундлебен. Не сомневаюсь в этом, сэр Уэбли. Скорее всего.
Никс. Полагаю, так оно и было.
Сэр Уэбли. Ну что ж, Трундлебен; стоит ли нам принимать в «Олимпус» человека, который будет приходить сюда, набив карманы чужими кроликами?
Никс. Кроликами и зайцами.
Сэр Уэбли. И даже олениной, если на то пошло.
Трундлебен. Да, конечно, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Слава Богу, члены «Олимпуса» могут добыть оленью ногу, не впуская в свой круг подобных личностей.
Никс. Да, конечно.
Трундлебен. Надеюсь на это.
Сэр Уэбли. Да, теперь об этих пьесах. Я не хочу сказать, что мы полностью уверены в абсолютной безнадежности этого человека. Нам следует убедиться.
Никс. Да, так точно.
Трундлебен. О, сэр Уэбли, я боюсь, что они и в самом деле очень плохи. Там есть некоторые совсем неудачные…эээ…замечания.
Сэр Уэбли. Как я и подозревал. Да, именно так я и подозревал.