Пьесы: Оглянись во гневе. Комедиант. Лютер

Осборн Джон

Феба. Не волнуйтесь, папа. Вы слишком много выпили.

Билли. Да вы бы давно под столом лежали, если бы я захотел вас перепить.

Арчи. О боже, сейчас начнется проповедь.

Билли. Я на завтрак брал полбутылки коньяка три звездочки…

Арчи. И фунт бифштекса, и парочку девиц из хора. Он и не то расскажет, были бы слушатели.

Билли(яростно). Девицы из хора — это по твоей части!

Арчи. Кто откажется окорочками закусить?

Билли.

Я знаю, на что ты намекаешь.

Арчи. Не горячись, папа. Поляков разбудишь.

Билли. Не поминай при мне это кошачье отродье! Один британец стоил дюжины таких. В былые времена. Сейчас что-то не похоже.

Арчи. Ну ладно, ладно, не порть вечер.

Билли. Я в жизни за все плачу сам, а ты о себе этого не скажешь. Между прочим, я окончил одну из лучших школ в Англии.

Арчи. Она дала миру одного фельдмаршала с профашистскими взглядами, одного католического поэта, вскорости свихнувшегося, и Арчи Райса.

Билли. Ты знаешь, что обо мне сказал Джеймс Эгейт? [19]

Арчи. Конечно, что ты и миссис Пат Кембл лучше всех умели изображать женщин.

Билли. Ты прекрасно помнишь, что он сказал.

Арчи(по долгому опыту он знает, когда надо остановиться, и начинает осторожно смягчать ситуацию). Все мы знаем, что он сказал, и каждое слово — чистая правда.

19

Джеймс Эгейт (1877–1947), английский театральный критик. Известен чрезвычайной сдержанностью в оценках.

Билли бросает на него испепеляющий взгляд и хватает свой стакан.

Итак, как я уже говорил, пока мой старый невежда отец не перебил меня…

Билли. Мне совсем не стыдно, что я старый артист. Ты и таким не станешь. Ты даже не знаешь, что это значит!

Феба. Папа, идите спать, вы уже всем надоели!

Билли. Чтобы быть комическим артистом, нужно быть личностью. Нужно что-то собою представлять!

Арчи. Итак, поводом для сегодняшнего маленького торжества послужил тот факт, что завтра, вернее, уже сегодня, исполнилась двадцатая годовщина.

Феба. Двадцатая годовщина? Годовщина — чего?

Арчи. Двадцатая годовщина с того дня, как я не плачу подоходного налога. Последний раз я это сделал в тысяча девятьсот тридцать шестом году.

Билли. Они до тебя доберутся, их не проведешь. Вот увидишь!

Арчи. Хорошо, дорогой, проповедь о страшном суде прочтешь позже. Мне кажется, это очень серьезное достижение, и я заслуживаю за него поощрения. (К Джип.) Как ты думаешь, заслужил твой старик поощрения?

Джин. Я не пойму, как ты все же заплатил налог в тысяча девятьсот тридцать шестом?

Арчи. Осечка вышла. Застрял в больнице с двусторонней грыжей. Тоже не очень приятная штука.

Сложнейшая операция. Я даже думал, что все мои планы на будущее останутся без применения… Но это уже из другой оперы. Когда-нибудь расскажу. И вот лежу я на спине и размышляю, может ли кружка пива примирить человека с жизнью, как вдруг из-за ширмы появляются двое в котелках и плащах. Тут-то Арчи и споткнулся. Правда, единожды. Со всяким бывает. Должно быть санитарка выдала. Она все рассказывала, какая она набожная, — наверняка она и выдала меня. Я в ту пору таскался с драматической труппой, играл в «Повести о двух городах». И я ей рассказал об этом. А она: «Да, кажется, я слышала…» (К Билли.) Эта леди была ирландка. «Повесть о двух городах» — это не про Содом и Гоморру?

Джин улыбается. Билли и Феба не слушают.

Арчи. Дама в ложе смеялась сегодня, когда я так сострил.

Феба. Джин с Грэмом поссорилась.

Арчи. Правда? Прости. Не спросил, нехорошо. Прости меня. Боюсь, я уже вполне набрался. (Оглядывается.) Да и все вы, пожалуй. Уж ты-то точно.

Феба. Опа разорвала помолвку.

Арчи. Неужели? Мне почему-то казалось, что помолвка слишком буржуазная штука для вас, интеллектуалов. Эдак ты скоро обзаведешься мотоциклом с коляской.

Феба. Не смейся над ней, Арчи. Не будь жестоким. Видишь, она огорчена.

Джин. Я не огорчена, да и не приняла еще окончательного решения. Приехала повидать вас всех, посмотреть, как вы живете. Соскучилась.

Феба. Правда? Как это мило с твоей стороны. Не думай, что я не оценила.

Арчи. Она знает, что я не смеюсь над ней.

Феба. Господи, знать бы, как все обойдется.

Джин. Обо мне не беспокойтесь. Что от Мика слышно?

Арчи. Ничего. Старина Мик такой самостоятельный, этот мальчик без проблем. Ну и напорет же он глупостей! Уже напорол. А что у тебя с Грэмом?

Билли. Твоя дочь торчала на Трафальгарской площади в прошлое воскресенье, если желаешь знать!

Арчи. Неужели? Ты что же, из тех, кому не нравится премьер-министр? А мне вот он стал нравиться. Вероятно, после того как съездил в Вест-Индию, чтобы уломать Ноэла Кауарда написать пьесу. Впрочем, наверно, только люди моего поколения понимают такие вещи. Он как тебе не нравится, все время или временами?

Феба. Господи, господи, что же это будет!

Арчи. Я испытываю аналогичное чувство к тому кошмарному псу на первом этаже. Каждый раз прихожу в ярость, когда его вижу. Три вещи на меня так действуют: монахини, попы и собаки.

Феба. Не хочу я всю жизнь работать. Хочется хоть немного пожить напоследок. Завоешь, как подумаешь, что надо тянуть и тянуть лямку, пока ногами вперед не вынесут. Ему-то хорошо, он-развлекается. Даже бабы при нем. Пока что. Не хочу я подыхать в вонючем переулке, ждать когда на меня набросится какой-нибудь бандюга в Гейтсхеде, или Хартлпуле, или еще в какой дыре!