Пьесы. Статьи

Кручковский Леон

(Из опасения, что так будет понята политическая «рациональность», родился, между прочим, эпилог моих «Немцев», в первоначальном плане совсем не предвиденный. В конкретных условиях 1949 года он должен был иметь особое обоснование, в первую очередь на немецких сценах, но, по моему убеждению, основная проблема пьесы стала более выразительной, когда, по моей инициативе, новая постановка пьесы в театре «Народовы» восстановила облик произведения в соответствии с первоначальным замыслом {38} .)

38

См. прим. 3.

Следует сказать, что выявление и осуждение еще существующего в нашей жизни зла, как одна из необходимых функций социалистической литературы, было

серьезным источником трудностей, которые приходилось преодолевать писателям народной Польши. Эта проблема в течение нескольких лет ставилась неясно и неопределенно, часто совсем неверно, а иногда даже трусливо. Сколько раз писатели, взволнованные страшным явлением, либо тщетно искали такого способа представить его обществу, чтобы и потрясти его сознание и в то же время показать, что это только пережиток «старого», неизбежно осужденный отступить перед лицом победоносного «нового», либо попросту отказывались от столь трудной темы! Сколько раз «внутренняя цензура» предостерегала их, что враг только и ждет проявления той или иной нашей слабости, той или иной ошибки, так что не надо давать пищи нашептывающему обывателю. Так было, впрочем, не только с писателями, так было до недавнего времени в нашей прессе, в нашей пропаганде.

Создавалось впечатление, будто мы на протяжении нескольких лет не хотели видеть простой правды: что врага больше радуют наши ошибки и сокрытие этих ошибок, чем смелое обнародование их самими нами! Что враг, умный враг, засевший в реакционных штабах, делает ставку на зло, на несправедливость и людские невзгоды, имеющие место в нашей жизни, а не на нашу открытую борьбу с ними! Что наше приукрашивание служит именно врагу, а не нам, не социализму! Что реакционная пропаганда может засорять и бередить умы, если голос правды о наших наболевших и трудных делах современности не разгоняет ее туман.

Вскрывать сущность зла, существующего еще в нашей жизни, добираться до его источников, текущих рядом с источниками нашей силы, наших великих и прекрасных достижений, — вот одна из главных задач, стоящих перед писателем-коммунистом, «Внутренняя цензура» должна предостерегать его только перед одним: перед трактовкой этого зла как метафизического явления. А между тем именно теперь, в литературных дискуссиях, проводимых в атмосфере «оттепели», выплыл у нас коварный, в принципе ошибочный и отравленный тезис «имманентного зла» в социализме.

Может быть, наш строй в самом деле рождает «собственное» зло? Может быть, с этой точки зрения он не должен отличаться от капиталистического строя? Может быть, именно такова основа конфликтов нашей современности?

Нет, ни в коей мере нет.

Основная антиномия нашей жизни заключается в том, что наш строй, выдвигающий высокие требования к достоинству человека — гражданским, этическим и прочим качествам — строится безмерными усилиями общества, преодолевающего в процессе этого созидания наследие прошлого, исключительно неблагоприятное с точки зрения общественно-воспитательных функций. Капитализм не дал Польше даже того, что было некогда в других странах его прогрессивной функцией: ликвидации пережитков средневековья, секуляризации воспитания, развития общественной дисциплины и культуры труда. Это если говорить о нашем прошлом до 1939 года. Но потом произошло нечто, несравненно более страшное по своим последствиям. Ни в одной из стран, которые пали жертвой гитлеровской агрессии, оккупант не произвел таких болезненных, как в Польше, опустошений во всех областях жизни, в том числе и в области общественной культуры, культуры жизни коллектива. Ведь именно у нас дольше и распространеннее, чем в других странах, саботаж и диверсия, расточительность и малопроизводительный труд, внесение анархии в экономические связи общества считались национальным долгом, а «ловкачество» — уважаемым искусством, увеличивающим шансы выжить. Ведь именно на наших землях в течение пяти лет оккупации действовала единственная в своем роде, глубоко разрушительная по своим психологическим последствиям система, по определению Выки, «выключенной экономики» {39} , морально исключенной из общественно-государственного единства.

39

Имеется в виду статья «Выключенная экономика», напечатанная в журнале «Твурчость», 1945, № 1, и принадлежащая перу Казимежа Выки (род. 1910), современного польского эссеиста, литературного критика, литературоведа.

Именно такая, своеобразно сплетающаяся с актами

ежедневного героизма, общественная практика в годы, непосредственно предшествовавшие возникновению народной Польши, являла собой последний самый страшный результат влияния капитализма на значительную, если не большую, часть польского общества. Было бы пагубной ошибкой думать, что наш народно-демократический строй, стремящийся к формированию неантагонистического общества, в течение нескольких лет сможет искоренить глубокие последствия такого влияния. Естественно, что он создает основные предпосылки для преодоления этого мрачного наследия, для выкорчевки его из нашей жизни. Этот процесс, конечно, идет, хотя протекает он не прямо и не в одном направлении. Трудно не видеть, что постепенному формированию у нас нового, социалистического отношения к жизни сопутствует до сих пор явление прямо противоположное — обострение проявлений старого зла, усиленное в нашем сознании ощущением очевидного их несоответствия принципам нового строя.

Никто не удивляется кражам и злоупотреблениям при капиталистическом строе, основой которого является присвоение плодов чужого труда, но нас поражают воровство, злоупотребления и расточительство в обобществленной экономике. Никто не удивляется преступности среди молодежи в странах, управляемых по буржуазным принципам, но мы не знаем, чем объяснить и как остановить грозную эпидемию хулиганства в нашей жизни.

Заменить бдительное око и беспощадную руку капиталистического предпринимателя заботой об общественном благе, заменить реальное чувство антагонизма между рабочим и капиталистическим работодателем пока еще абстрактным для многих чувством единения, необходимого в социалистической экономике; переделать старую форму «это не мое, это меня не касается» в социалистический принцип «это наше, я хочу, чтобы оно развивалось» — вот задачи, за которые мы взялись в Польше десять лет тому назад. Кто реализует эти задачи, кто переводит их на повседневный язык фактов? Общество, и не какое-нибудь «вообще», а такое, какое оно есть. Общество, добавим, в котором еще действует внутренний враг, изгнанная со своих позиций буржуазия, и враг внешний, империализм. Они играют именно на этом основном противоречии нашей новой жизни, противоречии между принципами нашего строя, предъявляющими каждому человеку высокие человеческие и гражданские требования, и конкретным состоянием создающего этот строй общества.

Это основное противоречие не способно задержать нашего шествия к социализму, и мы имеем конкретные прекрасные примеры героического преодоления его. Несмотря на это противоречие, «Новая Гута построена!» — как воскликнул кто-то на последнем пленуме Союза польских литераторов, прерывая доводы одного из сторонников «имманентного зла» в социализме. Но этого противоречия, пока оно существует, не может терять из поля зрения писатель, организатор человеческого сознания, организатор общественной, моральной и эмоциональной культуры нации.

К сожалению, до сих пор дело обстояло в основном иначе. В общих чертах мы говорили, правда, иногда о борьбе «нового» со «старым», но признаемся: не трактовали ли мы временами эти понятия несколько метафизически? Во всяком случае, мне кажется, что значительная часть наших творческих трудностей последних лет проистекала именно из недостаточного понимания основных конфликтов современности, которые я попытался здесь охарактеризовать. Без этого ведь трудно не поддаться либо искушениям «приукрашивания», либо обманчивому гипнозу тезиса «имманентного зла». Первую из опасностей мы можем считать в принципе преодоленной. Борьба со второй еще не закончена.

III

Я думаю, что в моих рассуждениях заключается в какой-то степени косвенный ответ на вопрос, почему в моем писательском багаже последнего десятилетия поражает отсутствие проблем и героев, наиболее характерных и важных для нашей современной жизни, для нации, строящей социализм. В эти годы не один творческий замысел загорался и погасал, как свеча, накрытая колпаком. Как драматург я относился, естественно, к числу тех писателей, которые особенно болезненно ощущали отсутствие до недавнего времени ясности ряда проблем, существенных как для нашей коллективной жизни, так и для нашего литературного общества. Виной нашей было то, что мы недостаточно решительно боролись за признание особой специфики театра, общественной функцией которого является вмешательство в жизнь, особенно в грозные ее проявления. Поэтому не случайно, что, в отличие от прозы, почти все достойные внимания произведения нашей драматургии за последние десять лет тематически связаны с далеким или близким историческим прошлым или же с современными «зарубежными» сюжетами.