Пьесы. Статьи

Творчество Леона Кручковского — одно из наиболее ярких и значительных явлений польской литературы XX века. Талантливый прозаик, драматург, публицист, крупный общественный деятель, он внес большой

вклад в литературу и культуру своей страны. С его именем связана целая эпоха становления и развития польской социалистической литературы. Лучшие произведения признанного мастера социалистического реализма получили мировую известность. Это объясняется глубиной и своеобразием его творческой мысли, всегда обращенной к актуальным проблемам современной общественной жизни. Идеологический лейтмотив творчества Кручковского — марксистская концепция мира и человека. Он утверждает ее в произведениях самого разного плана, тематически связанных и с историей и с современностью. Произведения эти отличают гражданственная публицистическая страстность, интеллектуальность и аналитичность, рассмотрение злободневных социальных конфликтов в историко-философской перспективе. «Самым же существенным во «внутренней биографии» писателя, — писал Кручковский, — я считаю особую способность личного переживания неличных проблем: общественных, национальных, моральных, философских. Степень этой способности наравне со степенью таланта определяют подлинное величие писателя». Самому Кручковскому эта способность была присуща в полной мере.

Леон Кручковский родился 28 июня 1900 года в Кракове в семье переплетчика. Вначале его интересы были далеки от литературы — в 1918 году он закончил экономический факультет Высшей промышленной школы в Кракове и вплоть до издания своего первого романа, «Кордиан и хам», в 1932 году, работал как инженер-химик, затем как учитель в разных городках Домбровского угольного бассейна (лишь в 1933 году Кручковский возвращается в Краков). Именно там, среди шахтеров и металлургов «Черного острова», как он называл Домброву, происходит становление взглядов будущего писателя. «Как раз в тот период, около 1928 года, — вспоминал впоследствии Кручковский, — я окончательно прихожу к марксизму как к мировоззрению, отвечающему не только моим интеллектуальным и моральным склонностям, но и повседневным наблюдениям над жизнью, окружавшей меня в те годы…».

Первой книгой Кручковского был сборник стихотворений «Молоты над миром», изданный в 1928 году. В него вошли стихотворения, публиковавшиеся с 1918 года на страницах разных газет и журналов. Кручковский входил в литературу в годы жарких споров о содержании и перспективах развития революционно-пролетарской литературы. Наиболее ярким представителем этой литературы был выдающийся поэт Владислав Броневский, незадолго до дебюта Кручковского выпустивший свой второй том стихов — «Дымы над городом» (1926). Начинающий поэт, каким был Кручковский, испытал влияние пламенного поэтического таланта Броневского. Оно проявилось и в сходстве названий поэтических книг и в поэтике. Стихотворения Кручковского были созвучны произведениям Броневского и в главном — в выражении искреннего революционного чувства. Однако поэзия не была сильной стороной дарования Кручковского, и первый сборник его стихов оказался единственным в его творческой деятельности.

В «домбровский» период своей жизни Кручковский дебютировал и как публицист. Он решительно заявил о своей полной поддержке революционного движения, о солидарности с социалистической революцией в России. В центре внимания Кручковского-публициста важнейшие вопросы общественной жизни тех лет — патриотизм и революция, социализм и идея независимости, их сложное переплетение и взаимообусловленность. Публицистическими и литературно-критическими статьями на страницах краковской «Газеты литерацкой» и других изданий, как и своими стихами, Кручковский включился в большую общенациональную дискуссию о путях развития и возможностях новой, революционной литературы. Он выступает против буржуазных идеологов и вульгарных социологов пролеткультовского толка, против геростратовских лозунгов уничтожения культурного наследства и ограничения задач творчества утилитарными и агитационно-пропагандистскими задачами.

Весомым аргументом в полемике с теми критиками, которые отрицали возможность развития революционно-пролетарского направления в литературе, базирующегося на марксистском понимании исторического

процесса, явился прозаический дебют Кручковского — его роман «Кордиан и хам», изданный в 1932 году. Роман был с огромным интересом встречен читателями и критиками самых разных направлений. Успех книги необычаен для тридцатых годов — она была издана четыре раза, что в то время было большой редкостью. В 1933 году «Кордиан и хам» издан в Москве с обширным предисловием видного польского литератора-коммуниста Яна Гемпеля.

Сомнений в исключительной талантливости автора, в его идейном и художественном новаторстве не было ни у кого. Роман вызвал острые идеологические споры, но в целом критика справедливо признала «Кордиана и хама» первым марксистским историческим произведением в польской литературе, первой попыткой классового подхода в оценке исторических событий.

«Кордиан и хам» — роман исторический. На материале жизни крестьянства в Королевстве Польском накануне национально-освободительного восстания 1830—1831 годов автор вскрывал классовый антагонизм между крестьянством и шляхтой, ставил проблему «двух родин», шляхетской и крестьянской, — проблему противоположности интересов народа и его угнетателей. Актуальность романа для того времени была очевидной для всех.

Художественная конструкция романа сложилась под влиянием теории «литературы факта». Эта теория, выдвинутая в советской литературной критике группой «Новый ЛЕФ», рассматривалась польской левой критикой в конце двадцатых — начале тридцатых годов как столбовая дорога революционного искусства. В соответствии с этой теорией в основу романа был положен документальный материал — воспоминания участника восстания, сельского учителя Казимежа Дечиньского, который является главным героем романа, и другие документальные источники. В предисловии к книге автор писал, что его задача «свелась к конструированию романа, к его монтажу… «Кордиан и хам» — роман целиком документальный». Но исторические документы были для писателя лишь исходным пунктом. Кручковский вышел далеко за их рамки, достигнув значительных идейно-художественных обобщений.

Идейная и композиционная ось романа — классовый конфликт между представителем интересов крестьянской массы Дечиньским и помещиками Чартковскими. Дечиньский отказывается принять участие в «восстании панов»; своими врагами, врагами народа он считает не «москалей», а «угнетателей и притеснителей крестьянского люда». Развенчивая миф буржуазной идеологии о национальной солидарности, Кручковский видит причину поражения восстания в классовом эгоизме шляхты, в отсутствии у нее программы радикальных общественных преобразований. Прогрессивные польские писатели и раньше видели связь между социальными и национальными проблемами. Но перспектива видения была иная. Метко определил различие в подходе к изображению жизни деревни у выдающегося польского писателя критического реализма Стефана Жеромского и его продолжателя и ученика Кручковского известный польский исследователь К. Выка: «Жеромский смотрел на деревню с балкона усадьбы, Кручковский смотрит на усадьбу с деревенской улицы».

В художественной манере Кручковского много общего с манерой Жеромского. Напряженно-эмоциональный, метафорический стиль, разорванная композиция повествования родственны лирической прозе С. Жеромского. Роман вообще построен как цепь эпизодов, скрепленных общей проблемой и героями. Большое место в нем занимает диалог. Многие его части структурно близки драме, что впоследствии облегчило писателю создание на основе романа одноименной драмы.

Кручковский сознательно связывал свое творчество с прогрессивными традициями литературы прошлого, но ставил перед собой задачу по-новому — с революционных позиций осветить все важнейшие вопросы социальной жизни, в том числе и те, которые нашли отражение в творчестве его предшественников.

В комментариях к роману он писал: «Современный писатель, рассматривающий прошлое Польши с позиций ее трудящихся масс, должен не только справиться с постижением истории, насыщенной горем этих масс, не только пробиться сквозь сеть легенд, ложных утверждений и умолчаний официальной истории, но и, сверх того, особенно когда речь идет о том историческом отрезке, который называется периодом ноябрьского восстания, он обязан противопоставить себя сильному влиянию романтической поэзии, самой по себе гениальной и блистательной, но имевшей слишком эфирные, слишком «ангельские» крылья, чтобы поднять на них тяжесть ужасающе мрачного рабства трех четвертей польского народа».