Пьесы. Том 1

Ануй Жан

ПИКВИК. Письмо это, мадам, я предоставлю в распоряжение администрации приюта сразу же после своего возвращения в Англию.

ГЕРЦОГИНЯ. Но вы сами-то, Гастон, раньше не видели этого шрама? Никто никогда не видел?

ГАСТОН. Никто.

ПИКВИК. Но он такой крошечный, мадам, и не удивительно, что его никто не заметил.

ГАСТОН (снимая пиджак). Проведем эксперимент - нет ничего проще. Желаете посмотреть? (Снимает рубашку.)

ГЕРЦОГИНЯ

подносит к глазам лорнетку, мистер Пиквик надевает огромные очки. Повернувшись к ним спиной, ГАСТОН слегка наклоняется к мальчику.

МАЛЬЧИК. А шрам-то хоть у вас есть? Я буду ужасно, ужасно огорчен, если это будете не вы...

ГАСТОН. Не бойтесь... Это я... Значит, верно, что вы совсем не помните никого из своих родных?.. Даже лица? Даже какой-нибудь самой пустяковой истории?

МАЛЬЧИК. Нет, не помню. Но если вам это неприятно, я постараюсь что-нибудь вспомнить.

ГАСТОН. Да нет, не надо, не старайтесь.

ГЕРЦОГИНЯ (разглядывая спину, вдруг вскрикивает). Вот он! Вот он! О господи, вот он!

ПИКВИК (тоже ищет). Верно, вот он!

ГЕРЦОГИНЯ. Поцелуйте меня, Гастон... Вы обязательно должны меня поцеловать - это же такое необыкновенное приключение!..

ПИКВИК (серьезно). И такое неожиданное...

ГЕРЦОГИНЯ (падает на стул). Это просто страшно, ох, сейчас я лишусь сознания!

ГАСТОН (подымая ее со стула, улыбается). Не верю.

ГЕРЦОГИНЯ. Да я и сама не верю! Пойду позвоню в Пон-о-Брон. Но скажите вот что, мсье Мэденсэл, мне это очень хотелось бы знать: когда наш малыш Альбер делал вам последний укол, у вас в бреду вырвалось слово: «Сопляк». Связываете ли вы теперь это слово с вашей прежней жизнью?

ГАСТОН. Тсс! Не говорите никому об этом слове. Ведь это я его так называл.

ГЕРЦОГИНЯ (в ужасе). О боже, нашего малыша Альбера! (После мгновенного колебания, спохватывается.) Ну, ничего, ничего, я вас прощаю...(Поворачивается к ПИКВИКУ, жеманно.) Теперь я понимаю - это чисто английский юмор.

ПИКВИК. Он самый!

ГЕРЦОГИНЯ (вдруг спохватывается). Но какой это ужасный удар для Рено! Как им объявить эту весть?

ГАСТОН (беспечно). Поручаю это вам! Через пять минут я ухожу из дому, не повидавшись с ними.

ГЕРЦОГИНЯ. И вы даже не хотите им ничего передать?

ГАСТОН. Нет. Не хочу. Впрочем... (Колеблется.) Скажите Жоржу Рено, что легкая тень его брата, наверное, спит где-нибудь в солдатской могиле в Германии. Что он всегда был лишь ребенком, которого, пожурив, тотчас прощают, которого отныне можно безбоязненно любить, не опасаясь прочесть на лице взрослого человека ничего

дурного. Вот и все. А теперь...(Широко распахивает двери, любезно указывая всем дорогу. МАЛЬЧИКА привлекает к себе.) А теперь оставьте меня одного с моей семьей. Нам надо еще сличить наши воспоминания...

Торжественно звучит музыка. ГЕРЦОГИНЯ уходит вместе с Пиквиком. Занавес

Эвридика

Действующие лица

Орфей,

Отец - бродячие музыканты

Эвридика

Мать

Венсан,

Матиас - актеры

Дюлак - импрессарио

Администратор

Две девушки из труппы

Г-н Анри

Коридорный в гостинице

Шофер автобуса

Секретарь комиссариата полиции

Официант в буфете

Прекрасная кассирша

Действие первое

Буфет провинциального вокзала. Претензия на роскошь, все обветшалое, грязное. Мраморные столики, зеркала, диванчики, обитые потертым красным плюшем. За кассой на чересчур высоком табурете, подобно будде в алтаре, восседает кассирша с пышным пучком и огромным бюстом. Пожилые официанты, лысые и чинные; блестящие металлические шары-урны, где валяются вонючие тряпки. Перед поднятием занавеса слышны звуки скрипки. Это Орфей тихонько играет в уголке; рядом, перед двумя пустыми стаканами, отец, погруженный в какие-то грошовые расчеты. В глубине сцены с отсутствующим видом сидит единственный посетитель - молодой человек в плаще, в надвинутой на глаза шляпе. С минуту еще звучит музыка, потом отец поднимает голову и смотрит на Орфея.

Отец. Сынок!

Орфей (не прекращая игры). Да, папа?

Отец. Надеюсь, сынок, ты не заставишь старика отца собирать деньги в вокзальном буфете?

Орфей. Я играю для себя.

Отец. В буфете, где всего один посетитель, да и тот притворяется, что не слушает. Трюк известный. Сначала притворяются, что не слушают, потом, когда протягиваешь тарелку, притворяются, что не видят, ну а я притворяюсь, что не вижу, что они притворяются. (Пауза. Орфей играет на скрипке.) Неужели тебе и вправду доставляет удовольствие пиликать на скрипке? Просто удивляюсь, ты - музыкант, а все еще любишь музыку? Я вот побренчу в пивной для болванов, которые режутся в карты, и одно у меня желание...

Орфей (не переставая играть). Отправиться в другую пивную самому резаться в карты.

Отец (удивленно). Пожалуй, что и так. Откуда ты знаешь?

Орфей. Представь себе, вот уже двадцать лет, как я догадываюсь об этом.

Отец. Двадцать лет! Ну, ты преувеличиваешь. Двадцать лет назад у меня еще был талант. Как летит время... Двадцать лет назад я играл в симфоническом оркестре, чудесная была пора. Кто бы мог подумать, что твой отец будет таскаться с арфой по террасам кафе, кто бы мог подумать, что я докачусь до такого - буду обходить публику с тарелочкой!