Пьесы. Том 2
Шрифт:
Маштю (ворчит). Видимость... Ты нарочно темнишь!.. Ты считаешь, что я мало тебе плачу? Я же заключил с тобой особый контракт на шикарных условиях. За такие деньги я имею право рассчитывать на твою дружбу.
Орнифль. Этот парень заморочил мне голову.
Маштю. А что еще остается!
Орнифль. А как тебе нравятся мои куплеты?
Маштю. Ты допустил вольность. И я этим недоволен. У тебя лишний слог в слове «театральный».
Орнифль. Лишний слог?
Маштю.
Мадемуазель Сюпо. Я уже объяснила господину Маштю, что лишний слог в слове «театральный» - поэтическая вольность!
Маштю. Можешь допускать любые вольности в куплетах, которые сочиняешь для других. Сколько угодно. Но я же твой друг, и ты мог бы быть повнимательнее.
Орнифль. Он еще жалуется! Да я давно не писал таких удачных куплетов. Верно, Сюпо?
Маштю (оглядывает обоих, с какой-то смутной тревогой). На мой вкус, это слишком литературно, но что поделаешь, я знаю, такова сейчас мода. Сам понимаешь, если уж Маштю платит тебе такие огромные деньги, то только потому, что ты единственный текстовик, которого считают поэтом. Рано или поздно тебя пропихнут в академики, тогда я стану платить тебе еще больше. А покамест скажу: о своих личных вкусах я не забочусь. Прежде, когда в ходу были ягодицы, я промышлял ягодицами. А теперь, когда в ход пошла литература, я промышляю литературой. Видишь, я с тобой откровенен. Может, исправишь «вольность»? Это же минутное дело. Особенно при твоем-то уме.
Орнифль. Сам исправляй. Я никогда не вношу поправок в готовый текст, так только все испортишь. Но, может, ты предпочитаешь вернуть мне куплеты?
Маштю. Нет. Я их беру. Доверяю фирме. Но в другой раз ты уж получше для меня постарайся. Ну как, обедаешь сегодня со мной у «Максима»? Будем обмывать ленточку Пилу.
Орнифль. Ты добыл этому уголовнику награду?
Маштю. Да. Когда тебе понадобится орден, скажешь мне. Там, наверху, сейчас все мои просьбы - закон.
Орнифль. Идет, старый мошенник!
Маштю. Ну вот, ты опять!
Орнифль. Не можем же мы называть друг друга «сударь». Я уступил тебе «плута», так ты уж согласись взамен на «мошенника»!
Маштю. Господин граф Орнифль де Сент-Уаньон! Я всего-навсего простой жестянщик, это так, да и пороха я не выдумаю, а все же я тебе скажу: может, из нас двоих самый большой мошенник - это ты.(Уходит.)
Орнифль (провожая его улыбкой). Может, и так.
Мадемуазель Сюпо (негодуя). Он еще вас оскорбляет! Унес этот маленький шедевр, сам не понимая, что получил. Даже и друзья у вас недостойные!
Орнифль (берет газету и растягивается на диване). Сюпо, отвяжитесь!
Мадемуазель Сюпо. Нет, вы не заставите меня замолчать! Я - голос вашей совести!
Орнифль (уткнувшись в газету). Нет. Но можно пропускать мимо ушей!
Мадемуазель Сюпо. О! (Бросается к своей машинке, вся в слезах, и начинает яростно стучать по клавишам.)
Входит Ненетта.
Ненетта. Мсье, к вам какой-то молодой человек.
Орнифль. Журналист?
Ненетта. Нет. Он очень вежлив и к тому же без фотоаппарата.
Орнифль. А каков он из себя?
Ненетта. Весь в черном, молодой, красивый и грустный. Хочет сообщить вам что-то очень важное.
Орнифль (содрогается от ужаса). Не иначе как почитатель! Брр! Господи боже, избавь нас от восторженных юнцов! Скажите ему, чтобы пришел в другой раз. Я жду фоторепортеров.
Ненетта. Хорошо, мсье. (Уходит.)
Мадемуазель Сюпо. Зачем обижать молодежь?
Орнифль. Чтобы научить ее уму-разуму.
Мадемуазель Сюпо. Может, этот мальчик прочел ваши юношеские стихи в библиотеке какого-нибудь провинциального городка. И вот он примчался к вам, горя восторгом и надеждой. А вы его гоните!
Орнифль. Слишком поздно он примчался. Те стихи уже мне не принадлежат. Я без ужаса слышать о них не могу. Вот когда я их писал в мансарде на бульваре Сен-Мишель и вздыхал на луну, вот тогда надо было ему прийти ко мне со своими восторгами. Восхищение заменило бы мне хлеб. Но тогда никто не пришел. А теперь восхищение наводит на меня тоску. Скатертью дорожка этому юнцу.
Мадемуазель Сюпо. Но его в ту пору, может, еще и на свете не было!
Орнифль (стоя перед зеркалом). Значит, ему следовало родиться раньше! Тогда сейчас он был бы таким же стариком, как и я, и не пришел бы ко мне выставлять напоказ свою молодость и юношеский пыл. Все это было бы у него в прошлом, как и у меня. И сейчас он тоже разглядывал бы себя в зеркало. Подумаешь, какая заслуга - молодость!
Мадемуазель Сюпо (кричит). Вы не старик!
Орнифль (тихо, разглядывая себя). Хуже, я старею. А шуту старость не к лицу.
Мадемуазель Сюпо (подходит к нему, тяжко дыша; почти отталкивающая в эту минуту). Вы несчастны, правда ведь?
Орнифль (глядит на нее). Вы этого хотели бы, бедняжка? Напрасно! Был у меня друг, быть может, единственный мой друг - он умер молодым, - как-то он мне сказал: «Господь отворачивается от людей старше сорока». Так вот, если господь отворачивается, я тоже отвернусь! Я буду преподлейшим старикашкой! (Вздрагивает.) Бррр! Я сегодня утром скучаю. Никаких развлечений. (Смотрит на нее.) А знаете ли, Сюпо, в общем, грудь у вас очень недурна.