Пьесы
Шрифт:
Колобашкин. Прости… Прости. (Узнал, потрясенно) Лида?!
Ивчиков. Как ты это нехорошо сказал.
Лида проходит.
(Тотчас распрямляется) Лида прекрасная, добрая женщина. У нее замечательная душа. Она, конечно, не красавица, но, в конце концов, главное в браке… Колобашкин. Да…Да…
Лида (вновь появляясь на возвышении). А кто у нас потерялся?..
Ивчиков тотчас пригибается, начинает
А кому мы шезлонг приготовили? А кто лучшее время для загара пропускает? Вову-у-уля! (Проходит)
Ивчиков (разгибаясь). Я так рад тебя видеть. Это не обычные слова. Я действительно страшно рад тебя видеть. Как быстро бежит время. (Элегически) И вот ты уже пришел ко мне из далекой юности, из невозвратной юности, полной ударов жизни… и счастья.
Колобашкин (решительно). Облобызаемся.
Целуются.
Ивчиков. Мне так хочется посидеть с тобой.
Колобашкин. Так в чем же дело? Здесь чудесные прибрежные ресторации…
Лида (появляется на возвышении). Во-ло-дя! Володенька! Володчик-колокольчик! Ау!
Ивчиков (тотчас устремляется к шнуркам. Согнувшись). Видишь ли, Серафим, Лида горячо меня любит. Вся ее жизнь — это я. И конечно, ей не нравится, когда я ухожу куда-нибудь без нее. Это легко понять. Любящая женщина ведь не может представить (вдруг зло, почти кричит), что человеку иногда нужно посидеть хотя бы час одному. (Вновь добро) Поэтому я должен скоро…
Колобашкин. Я понял. Ну тогда давай по-другому. Есть «мерзавчик» для личных вопросов. (Вынимает из машины четвертинку) Глотнем его в честь нашей встречи и разойдемся.
Ивчиков. Правильно. Как ты прекрасно все придумал. (Садятся у машины)
Колобашкин переворачивает табличку «Часы работы». С другой стороны оказывается надпись «Прием по личным вопросам». Он открывает бутылку пьют из горлышка.
Колобашкин. Хорошо!
Ивчиков. Замечательно!
Колобашкин. Ну, как ты?
Ивчиков. Ничего. Я теперь историк. Преподаватель. Жена, семья.
Колобашкин. А вообще?
Ивчиков. Тоже прекрасно. Понимаешь, после всех ударов, которые я перенес в молодости, мне спокойно. Ну, а ты-то как очутился здесь?
Колобашкин. Занесло. Мы, помнится, расстались с тобой во время дурацкой истории с кочегаром. Но все обошлось. Я взял его на полное довольствие. Я даже усыновил его. Или он меня усыновил. Я уж не помню. Потом я пошел в гору. Я написал фантастическую повесть: «Миша Черепайло с астероида «Вязьма». Успех — страшенный. Но однажды меня вдруг потянуло к морю, на свежий воздух. Точнее, так: я потянулся к морю за одним человеком.
Ивчиков (торопливо). Ах,
Колобашкин (изумленно). Три рубля двадцать семь копеек.
Ивчиков (не слыша, элегически). О юность, безумная, прекрасная юность!
Лида (появляется на возвышении). Володенька-козонька! Вовусенька-кисанька! Ау!
Колобашкин. Вот нервы!
Ивчиков (совсем пригнувшись, уже лежа на животе). Вся ее жизнь — это я. И я это должен ценить. И я ценю. Понимаешь, после всех ударов, которые я перенес в молодости, она сумела создать мне покой. Это немало, поверь.
Колобашкин. Прости, пожалуйста… О каких ударах ты все время говоришь?
Ивчиков (изумленно). Неужели ты забыл? Мне почему-то казалось, мы познакомились в то безумное время… Нет, серьезно, ты не помнишь?
Колобашкин. Наверное, помню, но неконкретно.
Ивчиков (улыбаясь, грезит наяву). Боже мой, какое это было время! Я начинал, можно сказать, без штанов. Крохотная зарплата, и, несмотря на это, во мне бродило тогда что-то мятежное.
Колобашкин. Мятежное?
Ивчиков. Высокое. Ночами я творил. Я написал две пьесы. Одну, знаешь ли, о Греции. Восьмой век до новой эры. Вторую — про первобытного человека. Ты меня понимаешь?
Колобашкин. Неконкретно.
Ивчиков (не слушая). И если быть откровенным… хотя мне как-то неудобно… Но я не сочинитель по профессии, и поэтому мне можно… Короче, это были смелые пьесы. Представляешь, я понес их в театр. Со мной даже не стали разговаривать. Велели приходить в две тысячи семьдесят шестом году. И обвинили в голизме.
Колобашкин. И что же с ними теперь?
Ивчиков (очнувшись) А? Теперь? Лежат в столе. Иногда я их читаю. Лиде. Недавно я их читал на нашем пляже. Мне просто неудобно повторять те прекрасные слова, которые я там услышал. Бедная, безумная, мятежная юность!
Колобашкин. Второй «мерзавчик»! (Достает четвертинку.)
Ивчиков. Нет-нет! От второго я воздержусь. Диабет… Но, знаешь ли… эти пьесы — ничто в сравнении с тем, что было дальше.
Колобашкин. Что ты говоришь! (Пьет.)
Ивчиков. А дальше — я открыл, что древнейший, потрясающий памятник — подделка. Мне бы смолчать! Но куда там! При моем тогдашнем темпераменте… «Младая кровь играет…» Я мчусь к Пивоварову. Это была немалая величина…