Пьесы
Шрифт:
(Резким движением сдвигает ноги вместе, идет по комнате.)
Сомнение! Да, сомнение! Что есть несомненного в мире?.. И в конторе то же самое. Точно такие же взгляды. Весь этот сброд кормился вокруг системы. Теперь им туго приходится, они потеряли свою веру и подтачивают мою. Кровососы! Кто же поддерживает меня? Ларсен, да, Ларсен. Он верит. Но если такая основательная, точная натура, как Ларсен, может верить, — то должно же быть в системе, боже ты мой, нечто достойное доверия. Должно быть… И я тоже сомневался, сразу же, еще тогда, да, да, сомневался, слишком мне это казалось грандиозным…
(Останавливается, стоит, широко расставив ноги, потом быстро меняет позу.)
Что за дурацкая привычка! Но что же мне теперь делать, держаться так, будто ничего не случилось? Невозможно, — эти проклятые глаза преследуют меня. Если бы я сам верил… Ларсен верит! Но, если Ларсен верит, должно же здесь быть что-то, во что можно верить? И я ведь доказал, что оно есть. Да, я доказал, и — довольно об этом!.. Ларсен — такой цельный человек, он верит в себя… Это искусство — верить в себя так, как верит Ларсен. Да, да — настоящее искусство, настоящее искусство.
Но что за дьявольщина, — почему я сам не владею этим искусством?!
Ведь я же сам дал Ларсену те доказательства, на основании которых он верит мне. Да, но я больше в них не верю!.. Не верю… хотя… нет… не верю… верю не так, как надо… Что-то здесь есть… Ха, опять я стою, раздвинув ноги…
Мост над сушей!.. Мне кажется, что все люди смотрят теперь на мои ноги, после той фотографии в газетах…
(Быстро сдвигает ноги, опять начинает ходить.)
Ах, если б около меня был кто-нибудь, кто бы верил! Камма! Она верит. Это хорошо, но… (вздыхает) но… Мари! Да, сейчас ты была бы мне нужна. Мне бы тогда и дела бы не было до всей этой ерунды! Ты была такой умной, такой сильной… Ты была мне верной опорой. При тебе бы дело так далеко не зашло! Ведь вся суть в этой родне, в этой проклятой родне!
Упаси господи всех и каждого попасть к энтузиастам в руки! Нет более вероломной публики, а они еще зовут свое вероломство честностью!
Даже мои собственные дети… Фредерик вот… Ах, Фредерик! Он следит за мною глазами раненого зверя. И он, он тоже сомневается… И помочь ему я не могу!
Они его отравили, отравили, потому что он близок им по натуре — им, вероломцам, грабителям!
(В дверь стучат.)
Слава богу, кто-то идет. Страшно сейчас одному. Войдите!
Входят Ларсен и Фредерик Равн.
Рийс. Ларсен? Это вы? Как хорошо, что вы пришли. Как раз вас-то мне и было нужно! Что же, риксдаг частично оказался против нас, но не в принципе, Ларсен.
Ларсен.
Рийс. Когда человек трудится, у него большие связи, добрый мой Ларсен, а когда еще у человека дело — дело, в которое веришь…
Ларсен. Да, все зависит от этого…
Рийс. От этого! (Заметил Фредерика Равна, вошедшего вслед за Ларсеном.) Ты? Ты здесь?
Равн. А почему бы и нет?
Рийс. И ты еще спрашиваешь? Ты, который во всеуслышание… Нет, это уже слишком!
Равн. Слишком? А мне кажется, что у меня теперь больше права быть здесь, чем прежде.
Рийс. В самом деле? Ну, нет…
Равн. Теперь мы будем правдивее в наших отношениях. Но, боже меня сохрани, если ты будешь все принимать на такой торжественный лад, то я могу и уйти.
Ларсен. Это я позволил себе пригласить господина инспектора водных путей прийти со мной.
Рийс. Вы, Ларсен? Что это означает?
Равн. Мы с Ларсеном обсудили вопрос… Ты знаешь, что мы обсуждали?
Рийс. Нет, не знаю.
Равн. Не знаешь? Ну что ж, посмотри, что у нас за бумаги с собой. Видишь ли: среди нас всех посеяно сомнение, и мы хотим, чтоб ты разрешил его. Можно нам сесть?
(Собирается развернуть какие-то бумаги.)
Рийс. Да уж не допрос ли ты мне учинить собираешься?
Равн. Ну вот, я же вам говорил, Ларсен, что он так это и воспримет.
Рийс. Что все это значит?
Ларсен. Я надеялся на гуманность, на снисходительность, которую вы всегда проявляли, господин генерал-директор… Ваша объективность…
Рийс. Да к чему все это?! Если вы, именно вы, добрый мой Ларсен, хотите что-то услышать от меня, то вы же знаете, где меня найти.
Равн. Видишь ли, дело в одном спорном пункте.
Рийс. Я жду, что господин Ларсен продолжит свои объяснения.
Равн. Это означает, что мне надо уйти?
Рийс (подумав). Ты брат моей жены, и если ты забыл об этом, то я должен это помнить — ради нее.
Равн. Великолепно!
Ларсен. Вот я и опять узнаю вас, господин генерал-директор. Я никогда не видел вас иным. И потому я осмеливаюсь говорить с вами открыто.
Рийс. Да, Ларсен, говорите открыто! Мы ведь с вами всегда были заодно.
Ларсен. Да, были, господин генерал-директор. И я этим гордился всю жизнь. Потому что в вас — да будет мне позволено сказать это — я видел человека, который стоял на вершине того, что мы называем техническим уровнем эпохи.
Рийс. Вы всегда меня переоценивали, Ларсен.
Ларсен. И несмотря на это, вы держались всегда так дружески… Да, я всегда, позвольте мне сказать, ведь я чрезвычайно… как бы сказать?.. я в состоянии чрезвычайного… Я всегда питал к вам безграничное доверие, господин генерал-директор.