Пьесы
Шрифт:
Епископ. Нет, старина! Тут одним прославлением не отделаешься!
Священники (перешептываются). Тут прославлением не отделаешься! Не-ет! Тут прославлением не отделаешься!
Епископ. Теперь слово имеет господин Брей.
Брей. Я, собственно, никак не могу понять, что, собственно, мешает нам сразу же признать чудо? Разве чудо такое уж редкое явление? Я вот, например, постоянно сталкиваюсь с чудесами. В моем приходе настолько привыкли к чудесам, что чудом было бы не замечать их.
Фалк.
Епископ. Нет, это ни к чему. Мы только уклонимся.
(Обращаясь к Йенсену.)
Вы встали? Вы желаете взять слово?
Йенсен. Да. В данном случае все зависит от того, как расценивать факт, перед которым мы стоим: надо решить — чудо это или даже ряд чудес — или не чудо?
Крейер. Именно так.
Йенсен. Каждое отдельное чудо нужно исследовать. Но в таком случае нам нужно иметь техническое заключение, обстоятельное медицинское заключение, по возможности, показания очевидцев, запротоколированные хорошим юристом. Только тогда священнослужители могут с уверенностью дать свое духовное суждение. Под словом «духовное» я разумею не то, что мы часто слышим от разных проповедников и так называемых «одержимых» или «богом вдохновленных» людей. Я разумею точное, трезвое, ясное суждение о чуде, с точки зрения его духовной сущности, и чем проще, трезвее и суше суждение, тем оно ближе к истине и духовнее.
Фалк. Слушайте! Слушайте!
Йенсен. Тогда, может быть, окажется, что чуда здесь не было. Никогда не было… Чудо происходит внезапно, отнюдь не тогда, когда его ожидают и прославляют сотни, может быть, даже тысячи восторженных и любопытных. Да, да, любопытных! Настоящее чудо приходит как уравновешенное, незаметное и реальное явление к уравновешенным, незаметным и трезвым людям.
Фалк. Да это же мои собственные мысли! Он положительно читает в моем сердце!
Крейер. С разрешения Фалка я, однако, сделаю еще одно замечание. С тех пор как я стал здесь священнослужителем, я не раз замечал, что самые уравновешенные люди особенно легко поддаются суевериям.
Бланк. Это и я наблюдал. Совершенно правильно!
Крейер. Из осторожности они часто отрицают очевидное, но столь же часто на них нападает безотчетный страх перед тем, что для большинства из нас просто неощутимо. Я много думал над этим вопросом. Мне кажется, что стремление к сверхъестественному до такой степени заложено в нас, до такой степени свойственно всем людям, что, если мы будем противиться ему в одном случае…
Бланк. То оно проявится в другом! Я того же мнения!
Фалк. Да. Дело не в том, кто верит — восторженные или уравновешенные люди. Я хочу спросить: почему мы должны отказаться от света, уже достигнутого, перестать понимать слова, уже понятые, и опять беспомощно метаться в темноте, как совы?..
Брей. А почему вы смотрите
(Священники громко смеются.)
Епископ. Тише, тише! Не будем забывать, что в доме больная.
Фалк. Ожидание чуда возникает из веры, так же, как из природы язычества вырастает колдовство, — это нарост, болезнь, атавизм.
(Священники стараются сдержать смех и кашляют в платки.)
Епископ. Тсссссс!
Фалк. Чудо, которое не подтверждено, так сказать, священнослужителями, не рассмотрено и не признано высшими церковными властями под председательством его величества короля, — такое чудо для меня все равно что беглый бродяга, попрошайка, вор-взломщик.
(Епископ улыбается; священники не спускают с него глаз и тоже улыбаются.)
Возможно, что хорошо быть наивным. Я тоже был когда-то наивным. Но если ты пастор в большом городе — тебе приходится в один и тот же день и сокрушаться над гробом умершего, и выглядеть счастливым на свадьбе, и стоять у смертного одра бедняка, а потом, в тот же день, присутствовать на обеде в богатом замке. Вот тут-то научаешься понимать человеческую слабость и неустойчивость. Тут-то и начинаешь понимать, что полагаться можно не на людей, а только на прочные установления. Когда совершается чудо, все установления, все правила рушатся под напором чувств. Потому-то католическая церковь и попыталась сделать чудо особым установлением, создать специальное учреждение, ведающее чудесами. Но из-за этого она вскоре потеряла уважение всех мыслящих людей и опирается только на простаков и людей своекорыстных. Кстати сказать, я был однажды в обществе дам. Их было человек двадцать, а я оказался единственным мужчиной…
(Всеобщее оживление.)
У одной из дам вдруг начались судороги. Совершенно внезапно…
(Веселое оживление растет.)
А потом судороги случились с другой, с третьей — и так с шестью. Ну вот, я взял графин воды и окропил одну за другой (показывает руками, как он кропил), кстати, и здоровых: ведь судороги — это очень заразительно!
(Громкий хохот. Епископ первым сдерживает смех и произносит: Тсссс! — но снова заливается смехом, а за ним остальные, потом снова сдерживает смех и еще раз говорит: Тсссс! Тсссс! Тише!)
Я полагаю, что поливание водой полезно для здоровья!
(Все снова смеются и кашляют в носовые платки. Некоторые священники сердечно благодарят Фалка за веселую шутку.)
Крейер. Все мы знаем Фалка и знаем, что он человек хороший, несмотря на его странности. Но ежели он, к примеру сказать, увидел бы вдову пастора, о которой шла речь, — ей уже почти сто лет, как вы знаете, — я полагаю, что уж ее-то Фалк не стал бы обливать водой, хотя она как живое чудо бродит среди нас и всех заражает своей верой. Такова же и молодая девушка, Огот Флурвоген, которая ухаживает за старушкой. Чудо воскрешения этой девушки видел я сам и многие другие. Мы видели, мы подтвердили, что она мертва и холодна. А он помолился над нею, взял ее за руку — и она встала. Можете поверить моему свидетельству.