Петербург 2018. Дети закрытого города
Шрифт:
За окнами ничего было не разобрать, кроме беспорядочных дождевых струй. Они снова летели в пустоту, и пальцы Антона, сжатые на руле, казались онемевшими. Вета боялась взглянуть ему в лицо. Ее саму трясло так, что клацали зубы.
Спереди вынырнула тень: рыжий бок, оскаленные зубы. Машина вильнула в сторону, но быстро выровняла курс. Вета обернулась. Она не поверила тому, что увидела. Сквозь дождь собаки преследовали их, неслись за машиной, скорость которой ушла за сто и все росла.
Дождевые струи ложились на боковые стекла почти
Они оба вздохнули с облегчением. Антон сбросил скорость и впервые посмотрел на Вету – сам до невозможности бледный, судорожно сжавший зубы. Хотел что-то сказать и не смог. Она тоже не смогла. Сердце до сих пор колотилось как сумасшедшее.
Дождь как будто бы утихал, и даже в небе наметился просвет. Теперь можно было рассмотреть далекую стену города, черные вышки, подпирающие небо. Пересилив себя, Вета осторожно глянула в зеркало заднего вида: собак не было.
Антон остановил машину и бессильно отпустил руль.
С волос на грудь капала вода, блузка прилипала к телу. Вета опустила взгляд: туфли были в грязи.
– Что мне теперь делать? – спросила она срывающимся шепотом.
Антон протянул руку, чтобы убрать мокрые волосы ей за плечи и увидеть лицо. Его ладонь, неожиданно горячая, легла ей на плечо.
«Тушь давно потекла», – некстати подумала Вета и провела по щекам, но черных следов на ладонях не осталось. Дождь смыл и тушь, и слезы, и все следы.
– Все будет хорошо, – хрипловато, как будто простужено, пообещал Антон. – Поехали домой?
Не переодеваясь, она завернулась в одеяло и отвернулась к стене. Мокрые волосы лежали на подушке, капала на голый пол вода.
– Может, хочешь чаю? – спросил Антон, вернувшись в комнату с пустой чашкой – как будто с доказательством, мол, смотри, я больше ничего от тебя не потребую.
Вета ничего не ответила.
– Простынешь, – наигранно-сердито пригрозил он, не зная, что бы еще сказать.
Она молчала, и Антон, потоптавшись еще немного, ушел на кухню. Дождь постепенно исходил на нет, хоть по-прежнему бил в стекла, но уже не зло, а так, словно стучал: «Пустите». Он все равно поставил на плиту чайник и сел ждать, не находя себе никакого другого занятия.
Отчаянно хотелось курить, но заставить себя вставать, чтобы открыть форточку, он не мог. Он мял в пальцах брошенную на обеденный стол конфетную обертку и вздыхал. Было безнадежно душно, так душно, что виски давно намокли от липкого пота. Серым призраком проступал город через мутное стекло и дождевую воду.
Антон услышал, как в комнате скрипнула кровать. Тихонько – видимо, Вета повернулась на другой бок, и может быть, теперь она смотрела в окно на этот же самый мутно-серый город. Он бросил фантик на стол и уже хотел было подняться, чтобы пойти к ней в комнату,
Закипел чайник и вместе с ним отчаянно затрезвонил телефон. На ходу вывернув ручку плиты, Антон выбрался в прихожую и зажал телефонную трубку между ухом и плечом, одновременно зачем-то пытаясь прикрыть дверь в комнату.
Он ошибся – Вета лежала по-прежнему лицом к стене. В щель между не до конца закрытой дверью и косяком он наблюдал за Ветой – та шевельнулась, поднимая подушку под грудь.
– Да?
Трубка отозвалась потрескиванием.
– Алло? – раздраженно повторил Антон, собираясь уже вернуть трубку на рычаг, но на том конце провода послышалось тихое покашливание.
– Слышишь? Слышишь? – Кто бы ни пытался с ним поговорить, он сильно охрип и едва выводил слова.
– Кто это? – не понял Антон.
– Своих уже не узнаешь? – в трубке едва слышно засмеялись, потом закашлялись опять. – Я знаю, кто убийца. Подъедешь?
Антон мельком глянул в щель не до конца закрытой двери. Вета лежала, закрыв глаза и даже не сбрасывая с лица влажные пряди волос. В прошлый их визит к Марту ей там не слишком-то понравилось. Но и оставить ее одну дома Антону тоже что-то мешало.
– Это не подождет?
– Издеваешься, что ли? – голос Марта изошел на свист.
– Не пойти бы тебе… – зло выдохнул Антон, чуть отдаляя трубку от лица. В эту минуту ему не хватало только ломать голову над убийствами и прочими отголосками работы. – Ладно, приеду. Но позже.
Он бросил трубку на рычаг и прислушался: дождь утих до еле слышного царапанья в стекла. Еще немного – и от него останутся только лужи, лаково блестящие в свете уличных фонарей.
Антон пошел в комнату и присел на край кровати. Он совсем не знал, что говорить, но Вета начала первая.
– Мне нужно будет написать докладную директору? – спросила она глухо оттого, что лежала, почти уткнувшись лицом в подушку. – Ну. Они же прогуляли урок.
Он склонился, потом еще немного, и лег рядом – и взял ее за руку. Вышло, что почти обнял. Вета не отстранилась. Может, у нее не было сил. Ее плечо, не прикрытое одеялом, было холодным, как дождь. Антон прикоснулся к нему губами, без тени флирта. Так мама проверяет у малыша температуру – негорячий ли лоб.
– Можно и к директору, – сообразил он не сразу. – Или к завучу. Она обязана разбираться с такими вещами.
– Как бы она со мной не разобралась после такого, – невесело усмехнулась Вета.
– Оставайся сегодня, – попросил Антон, ловя ее руку.
Она моргнула и отвела наконец взгляд от единственной точки на стене. Губы дрогнули, но Вета ничего не ответила – только выдохнула.
Дождь вымочил город, сразу же окунув его в промозглую гулкую осень, и на асфальте стало так много желтых кленовых листьев, что они покрыли улицы коврами. Вета наступала на листья, как будто давила их, сосредоточенно и насупленно смотрела себе под ноги.