Петербург Достоевского. Исторический путеводитель
Шрифт:
12 марта лавку Кобозевых посетил генерал инженерных войск Мравинский и в присутствии полиции осмотрел помещение. Мравинский заметил деревянную обшивку, за которой помещалась вынутая из подкопа земля. Сверху ее покрывали сыры.
На полу лавки отчетливы были пятна сырости от свежевырытого грунта. Кобозев-Богданович объяснил: пятна от пролитой сметаны (разговлялись – разбили бочонок), перегородка предохраняет от сырости.
Окончательно спас террористов кот. Удивительно ласковое животное приглянулось генералу, и он, вместо выполнения прямых своих обязанностей, стал его гладить.
Мравинский (дед будущего великого дирижера Евгения Мравинского) и его свита ушли, мину не обнаружили, но народовольцы решили форсировать события.
В лавке оставались двое: Анна Якимова и Михаил Фроленко. Якимова следила за улицей и должна была дать сигнал Фроленко, а тот привести в действие мину. Четверо метальщиков, вооруженных разрывными снарядами, стояли по углам Малой Садовой: они должны были атаковать карету императора в том случае, если бы взрыв не достиг цели.
Однако в двенадцать часов дня стало ясно: император по Малой Садовой не поедет. На улице сняли охрану. Позже выяснилось: полиция все же подозревала, что на улице что-то неладно, и изменила маршрут – через Конюшенную площадь, по Итальянской.
Как известно, в тот же день Александр II был убит разрывным снарядом Игнатия Гриневицкого на набережной Екатерининского канала (ныне – канал Грибоедова). Народовольцы покинули лавку, «Кобозевы» уехали из Петербурга.
16 марта их исчезновение было обнаружено. Полиция вскрыла двери и обнаружила на прилавке деньги с запиской: «Эта сумма полагается мяснику за мясо, забранное для кота». Нашли подкоп, галерею, на следующий день извлекли мину.
Проглядевший подготовку к террористическому акту генерал Мравинский был разжалован военным судом.
Екатерининский сквер
Площадь Островского
Екатерина Великая была дамой эпохи Просвещения: греховной, циничной, провозгласившей равенство подданных перед законом (пусть и чисто формально). С ней была связана не приятная семейная история, вызывающая много вопросов. Внуки – стеснялись, особенно Николай I. Почитать безнравственную бабку и ее бурное царствование не полагалось.
При Александре II все переменилось: Екатерина стала популярна, как Хрущев в перестройку. Ее царствование рифмовалось с Великими реформами.
Памятник императрице в центре сквера освящен к 25 ноября 1873 года – ее именинам. В викторианское время монумент воспринимался как комикс, плакат. И сваял его лучший мастер этого жанра в стране – Михаил Микешин. Пьедестал – из 270 килограммов лучшего натурального финского гранита.
Бронзовая Екатерина II, лицом к Невскому проспекту, держит скипетр и лавровый венок. Вокруг девять сподвижников: фельдмаршал Петр Румянцев-Задунайский; главный фаворит Григорий Потемкин-Таврический; Александр Суворов; Гавриил Державин; наперсница императрицы, директор Академии наук Екатерина Дашкова; главный дипломат, канцлер Александр Безбородко; основатель института благородных девиц Иван Бецкой; адмирал Василий Чичагов и победитель турок Алексей Орлов-Чесменский.
На фасаде памятника – бронзовая доска, где написано ключевое для времени Александра-Освободителя слово «Закон» и надпись: «Императрице Екатерине II в царствование Императора Александра II».
Аничков дворец
Невский проспект, 39
К 1754 году Б. Растрелли построил на углу Невского и Фонтанки огромный дворец с садом, предназначавшийся фавориту императрицы Елизаветы графу А. Разумовскому. По расположенному рядом мосту через
С цесаревной Марией Федоровной (в девичестве – Марией-Софией-Фредерикой-Дагмарой Датской) Достоевский познакомился в апреле 1880 года. На одном из благотворительных вечеров он читал сцену из «Братьев Карамазовых», ту, где одна из пришедших к старцу Зосиме посетительниц убивается по недавно умершему своему младенцу. Сцена эта потрясла цесаревну, недавно потерявшую собственного ребенка. Встречался он с будущей императрицей и на другом чтении – в Мраморном дворце.
16 декабря 1880 года Достоевский был приглашен цесаревичем и цесаревной в Аничков дворец. В мемуарах дочери писателя Л. Ф. Достовской об этой встрече написано: «Его и Ее Высочества приняли его вместе и были восхитительно любезны по отношению к моему отцу. Достоевский вел себя во дворце, как он привык вести себя в салонах своих друзей. Он говорил первым, вставал, когда находил, что разговор продолжается слишком долго… Это был единственный раз в жизни Александра III, когда с ним обращались, как с простым смертным. Он не обиделся на это и впоследствии говорил о моем отце с уважением и симпатией».
Через месяц Достоевский умер, через три Александр стал императором, при котором писатель мог бы занять место идеолога, так как их политические позиции, основанные на русском национализме, православии и неограниченном самодержавии, были весьма близки.
Аничков мост
Это первый постоянный мост через Фонтанку. Назван в честь подполковника М. Аничкова, солдаты которого в Петровское время построили мост. Он многократно перестраивался, но ничем не выделялся среди других мостов через реку, пока в 1850 году на нем не установили 4 скульптурные группы работы П. Клодта «Укрощение коня», ставшие городской достопримечательностью.
Дворец Белосельских-Белозерских
Невский проспект, 41
На глазах Достоевского по проекту архитектора А. Штакеншнейдера строился этот дворец (1846–1848) для одного из самых аристократических семейств Петербурга. Он создан в стиле «второго барокко» и является репликой растреллиевского дворца Строгановых, расположенного на углу Мойки и Невского. Не этот ли дворец имел в виду Достоевский, когда писал: «…дома или… дворцы иных наших дворянских фамилий… на манер иных итальянских палаццо или не совсем чистый французский стиль дореволюционной эпохи. Но там, в венецианских или римских палаццо, отжили или еще отживают жизнь свою целые поколения древних фамилий, одно за другим, в течение столетий. У нас же поставили наши палаццо всего только в прошлое царствование, но тоже, кажется, с претензией на столетия: слишком уж крепким и ободрительным казался установившийся тогдашний порядок вещей, и в появлении этих палаццо как бы выразилась вся вера в него: тоже века собирались прожить. Пришлось, однако же, все это почти накануне Крымской войны, а потом и освобождения крестьян… Мне очень грустно будет, если когда-нибудь на этих палаццах прочту вывеску трактира с увеселительным садом или французского отеля для приезжающих».