Петербургский Прожектор № 1
Шрифт:
Неокончание этого сооружения для Усова и Еропкина нисколько не было препятствием к улучшению их положения, потому что с вызовом в Петербург по Высочайшему повелению их произвели из гезелей от архитектурии в архитекторы и назначили по 550 рублей – высший размер оклада, который тогда назначался. Им поручили производить постройки в Екатерингофе, где они провели около трех лет. При воцарении Петра II, Еропкин удостоился блистательного повышения, какого едва ли кто мог ожидать. Высочайшим указом от 1727 года его произвели в полковники – в высший ранг, который получил только Трезини.
При Петре II, Еропкин возвышением своим обязан был одному из своих родственников, достигшему в это время чина генерал-поручика, а также приходившимся ему сродни всемощным любимцем Петра – Долгоруким. Даже после падения Долгоруких, мы видим Еропкина постоянно
Зная Еропкина по деятельности его комиссии, можно заключить, что те узаконения, которые появились в 1735 г., принадлежат исключительно его уму и находчивости. Между ними есть важные постановления; одно из них, существенно необходимое при тогдашнем низменном положении Петербурга, вводится с 1734 г., именно – установление нормы возвышения набережных и введение мощения этих набережных, с проведением ниже полотна дороги сточных каналов, закрытых герметически и, вообще, принятие мер к осушению местности. Другое постановление, которое явилось по его почину, – это введение более прочной деревянной одежды для набережной невских берегов. При Петре невская деревянная набережная делалась наравне с амстердамской; с 1730 г. в набережной произошло некоторое изменение: откос был несколько отсечен, но зато больше были забиты сваи в берега, на них навален булыжник, залитый известью, а поверх всего насыпан песок и произведено мощение. Эта мостовая просуществовала без особенных прорывов около 30-ти лет, на нее не повлияло даже страшное наводнение.
В 1735 г., из полиции Еропкин был назначен для продолжения сооружения Невского монастыря, вследствие удаления в отставку строившего его архитектора.
В Невском монастыре Еропкину предстояло сооружение очень высокого собора с большим куполом и с двумя колокольнями по западному фасаду. Высота главного купола доходила до 30 саженей, а колокольни были еще выше. Выведенное из кирпича еще при Анне, это сооружение стояло несколько лет без штукатурки и без надлежащей покрышки; наконец, в 1739 г., главный купол дал трещину. По этому поводу были созваны на совещание тогдашние строители, которые положили разобрать все сооружение собора; выполнение этого постановления, однако, замедлилось и осуществилось уже при Екатерине II, когда по возвращении из заграницы академика Старова, здание было исполнено в существующем виде по его проекту.
Исполняя разнообразные, по своей специальности, поручения, Еропкин участвовал в комиссии мер и весов и в том же году был назначен в комиссию по регулированию Петербурга.
В этой комиссии он был занят составлением разных циркулярных правил, которые все вошли в строительный устав; вместе с тем ему принадлежало составление генерального плана Петербурга. На долю Еропкина досталась самая важная часть плана, Адмиралтейская часть города, т. е. все пространство по течению Большой Невы, которое было застроено совершенно неправильно, видимо без всякого плана, если не считать стремление провести два или три проспекта (нынешний Большой проспект и др.).
По идее Еропкина была проложена Гороховая улица и названа так потому, что было пробита сквозь Горохова дом.
Выработанные Еропкиным в комиссии правила определяли: крепость фундамента, высоту этажей, толщину стен и кирпичных столбов, покрытие дерном и черепицей. Железо тогда входило уже в употребление, но применялось только в самых лучших постройках.
Затем им составлены правила относительно ширины улиц, мощения их, устройства деревянных мостовых, заменявших тротуары, потому что по сторонам улиц, немного отступя, были сточные канавы; им были определены нормы главных каналов и деревянная одежда их; составлены правила для очистки дымовых труб и учреждения в столице цеха трубочистов, для отвоза нечистот из столицы; им же установлена
Если бы не процесс Волынского, то грозное царствование Анны, быть может, прошло бы для Еропкина спокойно; но, к несчастью его, он по чину, по образованию, по связям и по происхождению своему был аристократ и русский, находился в дружеских отношениях с Долгорукими и другими вельможами, и потому опала этих последних должна была отразиться и на нем.
Сблизившись с тогдашним кабинет-министром Волынским Еропкин разделил с ним его трагическую участь. Когда, преследуемый Бироном, Волынский был арестован, по обвинению в тяжком преступлении, люди близкие к нему подверглись также гонению. В числе их находились Хрущев и Еропкин. Через десять дней после ареста их перевели в крепость и 28-ого апреля подвергли пытке. Участь его была решена, когда Волынский во время пытки показал, что, не скрываясь от Еропкина, он жаловался ему на настоящее правительство и читал ему в переводе на русский язык запрещенные статьи. Обвиненные в государственной измене, они были приговорены к позорной смерти. Волынский к четвертованию, а Хрущев и Еропкин – к обезглавлению. Предварительно казни, им всем были отрезаны языки. Казнь была выполнена 27 июля 1740 г. на Сытном рынке, и кровавые трупы этих несчастных похоронены на Сампсониевском кладбище.
На могиле их Екатерина II велела поставить один общий памятник.
Еропкину во время казни было около 40 лет, здоровье его было еще очень прочно, талантливость – несомненна, знания, по времени, были обширные, какими никто не обладал не только из русских архитекторов, но и из иностранных.
П. Петров
Журнал «Зодчий», №5, май 1878 год
Путеводитель по Императорской Публичной Библиотеке
В самом средоточии нашей северной столицы, при повороте из Большой Садовой на одну из красивейших улиц в мире – Невский проспект – возвышается колоссальное здание, сооруженное в стиле новейшей римской архитектуры, простое и величавое, как большая часть петербургских зданий. От колоннады на закругленном его углу идут два фасада: один на Большую Садовую, а другой на проспект; за тем третий и лучший на Александровскую площадь. Вблизи – собственный дворец Государя (Аничкин дом); спереди – зелень сквера и павильоны Царского арсенала; направо – Александринский театр, с его висящей почти в воздухе колесницею; налево – место торговой и промышленной деятельности всей России – Гостиный двор.
Это здание, перед которым невольно останавливается каждый: иностранец – с любопытством, русский – с благодарностью и благоговением, есть Императорская Публичная Библиотека. Между тем, как вокруг кипит внешняя жизнь многолюдного города со всею ее подвижностью, здесь собраны плоды умственной жизни всего человечества и множатся те пособия, которыми зреет благотворная наука.
Во второй четверти XVIII-го столетия, два брата из знаменитого польского рода графов Залуских, Андрей Станислав Костка, епископ Краковский, великий канцлер королевства и князь северийский, и Иосиф Андрей Юнош Табаш, великий коронный референдарий, позже епископ киевский, положили основать в Варшаве, соединенными силами, публичную библиотеку. Старший, Андрей, назначил для сего доставшиеся ему по наследству собрания книг, и сверх того два родовые имения и четыре дома в Варшаве; а младший, Иосиф, не определяя ничего положительного, обрек этому делу все свои огромные доходы, которые, с первой еще молодости, обращал всегда на приобретение книг.
В 1747-м году библиотека их была торжественно открыта, в присутствии Короля и знатнейших сановников польских, для общего употребления. Но в Андрее Залуском действовало, кажется, более преходящее увлечение, нежели та постоянная страсть, которая наполняла все существование и была исключительною целью в жизни Иосифа. Последний уехал за границу и, во время долговременного его отсутствия, прежняя мысль потеряла для старшего брата свою привлекательность, так, что в 1758-м году, умирая, он все свое имущество – в том числе и определенное прежде на библиотеку – завещал уже не ей, а законным своим наследниками.