Петля

Гоуинг Ник

Наташа мысленно вернулась к их встрече в узбекском ресторане. Генерал сказал тогда, чтобы она вновь подобралась к Марченко и заручилась его доверием, а затем организовала убийство. И она охотно согласилась, ненавидя человека, который однажды был готов прикончить ее.

Теперь до нее дошло, что Зорин имел в виду.

— Да, я буду готова в шесть тридцать, — подтвердила она. — А что по поводу моего отца? Вы обещали сказать мне, как…

— Позднее, товарищ Трофименко, — твердо проговорил Зорин.

И опять Наташа поняла, что спорить бесполезно! Она смотрела

из окна поляковской квартиры через Ленинградский проспект в сторону причалов Речного порта и замерзших просторов Москвы-реки, находившейся на расстоянии менее полукилометра. Она видела огни «Максима Горького» и залитый светом голубой туннель. Раз теплоход стоит недалеко, а прием начинается в семь, зачем же Зорин посылает машину, причем так рано, в половине седьмого?

Наташа не могла этого понять.

Зорин понимал.

Глава 45

Откладывать Марченко уже не мог. Он достал меховую шубу из металлического шкафа, стоящего в углу кабинета в морге.

— Олег Иванович! — прокричал он.

Не дождавшись ответа, Марченко велел дежурному позвать полковника. Поляков явился две минуты спустя с наушниками, висевшими на шее. Лицо у него было измученное. Взгляд — болезненный.

— Какие новости от Барсука?

— Никаких. Радиосвязь отсутствует. Телефонная тоже.

— Тебя это беспокоит, не правда ли, Олег Иванович?

— В некотором роде да. Но в общем, не очень. Барсук полоумный, но крепкий парень, и мне кажется, ему можно доверять.

Ответ удовлетворил Марченко.

— В этом случае, я думаю, что могу тебя оставить здесь за старшего. Свяжись немедленно со мной по автомобильному телефону, если что потребуется.

— Где вы будете, Виктор Петрович, могу я знать?

— На теплоходе «Максим Горький», в Речном порту.

Упоминание о «Максиме Горьком» вызвало в памяти Полякова дни беспробудных пьянок и ночи с женщинами. Марченко знал, что затронул чувствительную струну, но это не остановило его, и он съехидничал:

— Я приношу большую жертву. Отстраняюсь от этого своего гангстерского существования и становлюсь опять подлинным чекистом и аппаратчиком. И мне, конечно, это понравится.

Марченко улыбнулся самодовольно, а Поляков, как ни странно, испытал приступ зависти.

На даче звонил телефон.

Таня была занята готовкой на кухне и не думала ни о чем. Она вытерла руки и вышла в столовую. Барсук слышал приближающиеся шаги. Он схватил «АК-47». Придвинул несколько магазинов, скрепленных попарно липучкой, и запретил ей выходить.

Телефон не умолкал. Это была общая линия. Кто-то установил связь. Барсук в нервном напряжении снял трубку.

— Слушай, товарищ… — человек говорил по-русски, но с сильным акцентом. — Ты не знаешь меня, и я не знаю тебя. Но у меня в лесу люди и вооружение. Мы готовы уничтожить тебя и твоих людей. Ты понимаешь?

Он говорил языком противника, который был знаком Барсуку и очень ему нравился. Тянуло ответить матерщиной. Но хотелось и выслушать. Надо иметь информацию.

— Так

что, ты не хочешь говорить, товарищ? — Человек, казалось, был удивлен молчанием Барсука. — В этом случае слушай внимательно, что я скажу тебе. Драка начнется в семь, ровно в семь. Мы пересилим вас. Если у меня верные сведения, вас там пятьдесят человек. Затем мы возьмем золото, которое по праву принадлежит нам. И чудесная дача, на которой ты сейчас находишься, превратится в большой костер. Мясо на шашлык у тебя там есть?

Барсук слушал это предупреждение, от которого стыла кровь в жилах, и отмел его как типичную дезинформацию, состряпанную крутоголовыми боевиками из Центральной Азии, не имеющими опыта боев в условиях холодной русской зимы.

— Но есть еще и другое решение, которое можно обсудить, конечно… — Узбек остановился и стал ждать.

Барсук никак не реагировал. Он был бойцом «Черных беретов» и не поддавался ни на какие провокации.

— Такое решение, товарищ. Ты убираешь своих людей за полчаса. Вы плюете на все приказы, которые дал этот бандит Марченко, переходите на нашу сторону и помогаете нам выгрузить золото. Вас, конечно, наградят за вашу поддержку узбекского народа.

Барсука перекосило от злости. Он вытащил из кармана на правом рукаве свисток и молча ждал.

— Ты еще слушаешь? — спросил голос.

Приставив свисток к губам, Барсук дунул полными легкими, от звука у говорящего могли лопнуть барабанные перепонки. Послышался крик. Снова линия замолкла.

Барсук неистово пытался восстановить связь, но безнадежно. Было ясно, что погода тут ни при чем. Где-то узбекская банда захватила контроль над телефонной станцией в поселке.

В мрачном настроении Поляков отошел от радио-установки, когда вдогонку услышал хриплый голос Барсука:

— Архангельское к номеру тридцать девятому, Архангельское к номеру тридцать девятому. — Голос едва слышен, напряжение слабое. Но почему вдруг заработал передатчик?

Полковник рванулся к радио, схватил микрофон и приставил наушник.

— Нападение начинается, нападение начинается… Подтвердите прием, подтвердите прием, — голос Барсука звучал слабо. Поляков нажимал кнопку передатчика и отвечал. Голос его срывался от нервного напряжения и усталости:

— Номер тридцать девятый к Архангельскому. Номер тридцать девятый к Архангельскому. Все понял. Все понял. Сообщите, что нужно, сообщите, что нужно…

И отпустил кнопку передатчика, только чтобы услышать, узнать голос Барсука:

— Атака приближается… Пожалуйста, подтвердите.

Барсуку удалось включить радио лишь на несколько минут. Очевидно, он работал только на передачу, а не на прием.

Было 18.17. Если разведданные хивинской банды были верными, узбеки начнут атаку через сорок три минуты. Полякову хотелось вмешаться, но он понимал, что мог только ждать. Он не верил в военные таланты Барсука, но надеялся на его отвагу и наглость. Склонившись над проржавевшим передатчиком, полковник нервничал и ничего не мог поделать. И он ждал.