Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– На какого "малыша"?
– Мы так нашего Ильича зовём. Любовно зовём, ты не думай.
Дело в том, что центральную площадь города украшал замечательный памятник. На трёхметровом гранитном постаменте во весь рост стоял вождь мирового пролетариата. А чтобы никто не усомнился в этом, на розовом граните высекли пять букв – "ЛЕНИН". Для пущей красоты покрыли буквы бронзовой краской, и памятник получился на загляденье!.. Одно смущало – ростом Ильич не вышел. То ли северный климат так на него повлиял, то ли ещё что, но был он меньше метра. Честное слово! И такой худенький!.. В чём только душа держалась?..
Павел вспомнил: такие
Вообще-то в городе собирались поставить товарищу Ленину нормальный памятник, но деньги, отпущенные горисполкому на монументальную пропаганду, куда-то исчезли. Только бронзовую голову Владимиру Ильичу успели отлить, а с туловищем неожиданно вышла заминка. Не было у вождя мирового пролетариата туловища. Исчезло неведомо куда, одна голова осталась. Что делать?.. Постамент готов. Не сносить же его из-за отсутствия тела!.. И тут до смерти перепуганного скульптора осенила гениальная идея: водрузить на постамент то, что имелось в наличии – отлитую голову. Без тела. А что?.. Оригинальное художественное решение. Тем более, что голова получилась замечательная – на оригинал исключительно похожа!..
Рассказывают, будто глубокой ночью её, голову то есть, тайком привезли на площадь и в присутствии предисполкома, секретаря горкома и начальника милиции примерили к постаменту. Смотрелся памятник недурно, но, во-первых, голова была в кепке, что лишний раз подчёркивало отсутствие туловища. Во-вторых, вблизи постамента угадать, что за голова стоит наверху, было достаточно трудно, так как лубопытствующий мог разглядеть только широкий лоб вождя мирового пролетариата, покрытый всё той же кепкой. И, в-третьих, невольно возникал вопрос: какой такой паразит нашему Ильичу голову посмел отрубить? Короче, совершенно неприличные ассоциации напрашивались сами собой, одна другой оскорбительней.
Поэтому скульптора очень вежливо поблагодарили, долго трясли его потную ватную ладонь, на следующий день дали 8 лет с конфискацией, после чего дружно скинулись "на троих", чтобы на Петровке приобрести новый вариант монумента. Не беда, что комнатный. Для чего сами себя отправили в командировку в Москву. Там неделю погуляли, после чего без всяких торжеств доставили чугунное изваяние в город. А голову спрятали так, что до сих пор никто отыскать не может.
Памятник открывали торжественно, но… не слишком. Предисполкома быстренько произнёс речь. Оркестр сыграл "Интернационал", местные пионеры за отсутствием цветов сложили у подножья еловые ветки, начальство отправилось на банкет, а чугунный Ильич стал главной достопримечательностью города.
Народ прозвал монумент "малышом", порой посмеивался над коротышкой, порой злорадствовал, но чаще жалел беднягу и даже любил – хотя и махонький, но свой!.. Ленин, он ведь и в малом велик! На этом программа монументальной пропаганды была исчерпана, и к ней решили больше не возвращаться. Никогда.
Всё это Павел Петрович узнал от общительных пассажиров трамвая, пока тот неспешно катил к Большой Советской, а когда "сошёл с трамвая", то убедился, что крохотный Владимир Ильич действительно показывает правой рукой на двухэтажное здание, в котором одновременно помещались райвоенкомат, райсобес и райобхсс.
"Вот оно! – самое райское место
Военком, розовощёкий бодрый "старлей", встретил его как родного. Крепко пожал руку, предложил чаю, а когда тот отказался, достал из сейфа початую бутылку грузинского коньяка, осудил культ личности, пригласил на рыбалку, разлил коньяк по стаканам, признался, что болеет за "Динамо", но любимый форвард – Эдик Стрельцов, выпил за двоих, обещал познакомить с одной очень интересной дамой, похвалил Хрущёва, пожаловался на боли в спине и маленькую зарплату, пообещал показать коллекцию киноартистов – почти все с автографами… И всё это между делом, в сумасшедшем темпе, доставая из разных папок нужные бумаги и тут же возвращая их на место.
"Сколько энергии зря пропадает", – подумал Павел, подписывая очередной документ.
Через полчаса с формальностями было покончено. В кармане у Павла Петровича лежал военный билет, целый пакет непонятных, но очень нужных бумажек с жирными круглыми печатями и без, билет до Москвы в купейном вагоне и внушительная сумма денег. Насколько она была внушительна, Павлу Петровичу предстояло узнать чуть позже. Капитан по-прежнему весь светился радушием и излучал неиссякаемый оптимизм, оставалось пожать ему руку и расстаться с бодрячком навсегда…
Но тут взгляд Павла Петровича в который уже раз упал на стол военкома, где поверх бумаг лежала свежая по здешним меркам, то есть поза-позавчерашняя, "Красная звезда". Он давно уже не читал никаких газет и относился к ним исключительно как к туалетной бумаге, но эта привлекла его внимание сразу, лишь только он вошёл в кабинет…
Почему?.. Объяснить он не мог.
Дурость какая-то!..
На первой полосе "Звёздочки", как, впрочем, и во всех остальных газетах нашей необъятной Родины, начиная от районной и кончая самой главной – "Правдой", был напечатан отчёт об очередной сессии Верховного Совета СССР. Эти отчёты занимали собой целые номера, от корки до корки, и читали их исключительно те, кому по должности положено было "быть в курсе", а потому в обязательном порядке штудировать передовицы, тезисы и доклады. А прочее народонаселение страны складировало эти номера на случай ремонта или иных хозяйственных нужд, даже не раскрывая. Чем же эта так привлекла его?.. Словно приворожила…
И вдруг понял, отчего всё время, пока он находился в этом кабинете, его так тянуло взглянуть на стол военкома ещё и ещё раз.
В нижнем правом углу газетной полосы была напечатана фотография группы депутатов Верховного Совета, а среди них, как показалось Павлу Петровичу, угадывалось знакомое лицо.
– Можно взглянуть? – почему-то робко и неуверенно спросил он.
– Об чём разговор, товарищ генерал?.. – капитан с готовностью протянул ему газету.
От волнения руки Павла Петровича слегка дрожали, и, чтобы унять эту дрожь, он, прежде, чем взять её, глубоко вдохнул и медленно, протяжно выдохнул.
С газетной страницы на него смотрело до боли знакомое лицо… Среди увешанных орденами и медалями доярок и передовиков производства стоял… он.
"А ты располнел, братишка", – первое, что подумал Павел, и… улыбнулся.
Капитан слегка растерялся: что забавного может быть в материалах сессии Верховного Совета?.. Но вида не подал.
– Вы не могли бы мне… – Павел Петрович никак не мог сообразить, что именно должен сделать с этой газетой капитан. Продать?.. Одолжить?.. Подарить?..