Петр и Петр. Охотник за браконьерами
Шрифт:
Поэтому она не все время боялась. А когда переставала бояться, то начинала думать. Думала она о том, как же все-таки сообщить, что грабят заповедный залив. Прежде всего — кому сообщить? Вспоминая разговоры о рыбнадзоре, которые она часто слышала дома, Клаша догадалась, что это, по-видимому, не человек, а что-то другое. Слово «учреждение» было ей не знакомо.
Хорошо бы, конечно, рассказать директору рыбпрома. Его Клаша хорошо знала, и он ей представлялся начальником очень большим, которого браконьеры боятся наверняка.
Но он живет не в ближайшем
Тут опять ветка или лапа ударила Клашу, и Клаша снова очень испугалась, а когда перестала бояться, то продолжала размышлять.
Она вспомнила, что отец как-то говорил, что он пойдет на что-то жаловаться председателю райисполкома. Он, мол, человек справедливый и разберется.
По какому поводу отец собирался жаловаться, Клаша не поняла, да это было и неважно. Важны были три вывода, которые сделала Клаша: во-первых, председатель райисполкома — человек. Во-вторых, человек справедливый, и, в-третьих, если даже сам отец хотел ему жаловаться на какую-то несправедливость, значит, это человек, имеющий большую власть.
Вот, очевидно, к нему и следовало идти.
Я излагаю ход ее размышлений вкратце. На самом деле размышления эти продолжались долго и выводы дались ей с большим трудом.
Напомню, что ей было только семь лет и мир, в котором она прожила эти свои немногие годы, был гораздо ограниченней мира не только городского, но и деревенского ребенка.
Размышления ее продолжались так долго, что, пока она приняла окончательное решение, даже неторопливая Стрела успела дошагать до поселка и остановиться у почты.
Теперь выяснилось, что предстоит еще одна нелегкая задача — слезть с лошади.
Клаша беспомощно оглядывалась вокруг. Вид поселка ее ошеломил. Домов было столько, что она не смогла бы их сосчитать, даже если бы считала целый день. Очень много было и деревьев. Деревья стояли вокруг каждого дома, и их ей тоже никогда бы не сосчитать. У них на рыбопунк-те росло всего только два дерева, а тут они стояли целыми рядами. Впрочем, на все это можно было подивиться потом, а сейчас было необходимо слезть с лошади и отправиться к председателю райисполкома.
Клаша смотрела вниз то в одну, то в другую сторону. С обеих сторон высота была такая, что у Клаши даже голова закружилась. Она сидела и размышляла, как бы преодолеть это страшное препятствие.
В это время к ней подошел высокий усатый человек. Он с удивлением посмотрел на Клашу, подумал, покрутил правый ус и спросил:
— Откуда приехала, девочка?
— С Волошихинского рыбопункта,— тоненьким голосом ответила Клаша.
Человек покрутил левый ус, хмыкнул и спросил:
— Одна приехала?
— Одна,— ответила Клаша.
Человек покрутил оба уса одновременно:
— А к кому приехала?
— К председателю райисполкома.
— Зачем?
— У меня к нему важное дело.
— Так-так,— сказал человек и покачал головой.— Ну что ж, если важное, давай я тебя доведу.
Он взял Стрелу за повод и повел ее.
Райисполком был совсем близко, через три дома от почты.
Усатый человек молча привязал к коновязи Стрелу, потом легко снял с лошади и поставил на землю Клашу. Потом он взял Клашу за руку и, поглаживая другой рукой то правый, то левый ус, повел ее в дом. Время от времени он наклонял голову, смотрел на Клашу и каждый раз почему-то говорил «хм».
В райисполкоме был выходной день. В доме царила тишина и запустение. Но Степан Григорьевич Коробков, председатель райисполкома, сидел у себя в кабинете. Он и в будние дни приходил за час или полтора до начала работы. Днем непрерывным потоком шли дела: звонил телефон, в приемной ждали посетители... Поэтому, когда ему нужно было серьезно и обстоятельно поговорить с кем-нибудь из работников, он его приглашал к семи часам. В это время никто не мешал, и можно было спокойно решить сложный вопрос.
Если же разговор предстоял долгий и собеседник был человек свой, хорошо знакомый, который сам был заинтересован в том, чтобы поговорить обстоятельно, серьезно, не торопясь, Степан Григорьевич предлагал ему прийти в воскресенье утром. Тут уж можно было все обсудить и решить, твердо зная, что никто не помешает.
Сегодня к нему приехал директор конезавода.
Разговор предстоял долгий и обстоятельный. Следовало решить вопрос о пастбищах, о новой территории, в которой нуждался конезавод, о новом строительстве, которое намечалось в этом году. И конечно, нельзя было выбрать для такого обстоятельного и серьезного разговора лучшего времени, чем тихие и спокойные часы воскресного утра.
Коробков и директор конезавода были очень увлечены разговором. Возникало немало сложных вопросов, по некоторым поводам разгорались споры, и каждый из собеседников проявлял немало дипломатического искусства и изобретал немало доводов в пользу своей точки зрения. Поэтому никто из них не обратил внимания, что дверь неслышно приотворилась и маленькая девочка вошла в кабинет.
К письменному столу, за которым сидел председатель райисполкома, был вплотную приставлен стол для заседаний. Коробков сидел за письменным столом, а директор конезавода — в кресле по одну сторону стола для заседаний.
Клаша, не желая мешать деловой беседе, подошла и стала за креслом. Так как кресло было гораздо выше, чем Клаша, ее не видел ни председатель райисполкома, ни директор конезавода.
Клаша скромно стояла и молча ждала, когда наступит время вставить свое слово и ей.
В это время как раз разгорелся спор. Директор конезавода доказывал, что заводу необходимо прирезать участок, на котором райисполком планировал постройку кафе.
— Для кафе это неудобный участок,— утверждал директор конезавода.— Что ж ты думаешь, Степан Григорьевич, чтобы выпить кофе с пирожным, посетитель будет идти за полкилометра от города? А. если дождь? А если плохая погода?.. Да у вас в центре есть свободные участки. А мы бы построили там кладовые. Мы задыхаемся без кладовых.