Пётр Машеров
Шрифт:
За серьезные недостатки в работе по воспитанию кадров, ослабление контроля за деятельностью администрации, партийной и профсоюзной организации Минского радиозавода первому секретарю Центрального райкома партии города Минска Г. Ершову был объявлен строгий выговор, а второму секретарю Минского горкома партии В. Лепешкину, курировавшему вопросы промышленности, объявили выговор.
Минскому обкому КПБ поручалось привлечь к партийному наказанию коммунистов, допустивших безответственность при эксплуатации цеха футляров.
Совет Министров СССР совместно с Министерством радиопромышленности
А каковы судьбы остальных виновников трагедии?
П. Нефедова, заместителя директора Ленинградского проектного института по науке, М. Деменкова, главного инженера проекта, А. Загребина, начальника отдела, бюро Ленинградского обкома партии исключило из членов КПСС; в отношении Б. Яськова, заместителя главного инженера, бюро Выборгского райкома партии поступило так же.
Выездная судебная коллегия Верховного Суда СССР под председательством Г. Канина, разбирая в Минске в августе уголовное дело по факту взрыва цеха футляров, обсудила характер и степень общественной опасности совершенного каждым подсудимым преступления, личности подсудимых, обстоятельства дела, как отягчающие - гибель людей, так и смягчающие вину. Учли возраст подсудимых, наличие на иждивении несовершеннолетних детей. Почти все подсудимые имели правительственные награды: Никитин был награжден орденами Октябрьской революции, Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак почета», Захаренко - двумя орденами Трудового Красного Знамени, Куцер и Хомив - орденами «Знак Почета».
Захаренко, директора Минского радиозавода, Хомива, начальника филиала (цеха футляров), Доштера, энергетика филиала, признали виновными в нарушении правил техники безопасности и промышленной санитарии. Их приговорили к различным срокам тюремного заключения (от одного до трех лет).
Руководители Минского радиозавода обвинялись по 137-й статье Уголовного кодекса Белорусской ССР (нарушение должностным лицом правил техники безопасности и промсанитарии).
***
Об аварии в цехе футляров Минского радиозавода хотели рассказать многие союзные, республиканские газеты. К сожалению, тема была запретной. Что же мешало напечатать такой материал?
Специальный корреспондент «Литературной газеты» Александр Борин по заданию редакции побывал в Минске, подготовил очерк «Взрыв». В начале 1973 года материал был уже набран и сверстан в газетной полосе. Однако в последний момент пришлось его снять. Редакции так и не удалось получить разрешение на публикацию очерка. О закулисных событиях вокруг публикации этой статьи автор рассказал через... шестнадцать лет в статье «Почему не был опубликован
Правда, в очерке «Взрыв» и в последней публикации допущен ряд неточностей. Безосновательно, согласно судебному делу, рассмотренному с «рекомендациями», точнее, решениями Политбюро ЦК КПСС, утверждалось, что и заводчане допустили «преступную халатность», что на «халатное отношение к своим обязанностям» наводил сам стиль работы, царивший... на Минском радиозаводе..
Когда очерк был написан, главный редактор «Литературной газеты» Александр Борисович Чаковский сказал журналисту: «Напечатать это будет непросто. Надо заручиться поддержкой Машерова. Езжайте в Минск». Борин засомневался: «Если и искать поддержку, то, наверное, не в Минске. Кто захочет выставлять напоказ свои беды?» «Нет, нет, — сказал Чаковский. — Именно Машеров. Езжайте».
Помощник Машерова был предупрежден о приезде корреспондента.
— Петр Миронович вас ждет, пожалуйста, — сказал он, когда корреспондент вошел в приемную.
Борин потом рассказывал:
«Помню свое первое впечатление: небольшой кабинет, и за столом человек, чем-то неуловимо напоминающий артиста Олега Ефремова. Петр Миронович спросил меня: “Какова цель вашей публикации” — “Во-первых, рассеять слухи”, — сказал я. — “А разве они еще продолжаются?” — удивился он. — “В Москве — продолжаются”. — “А в Минске, по-моему, прекратились. Ну, а во-вторых?”
— Нам кажется, — сказал я, — что из минской трагедии необходимо извлечь уроки, а для этого люди должны знать все подробности.
Я положил на стол сверстанную газетную полосу и спросил, когда можно зайти.
— Зачем же? — сказал Машеров. — Я прочитаю сейчас, при вас.
Читал он медленно. Время от времен прерывал чтение и говорил о том, какой это бич — непрофессионализм, самообман, стремление все видеть в розовых красках и как дорого мы за это платим.
— Кстати, — добавил он, — сегодня ночью под Минском сгорел еще один заводской цех.
— Есть жертвы? — интересуюсь я.
— Да, несколько человек.
Прочитав полосу, он задумался, а потом вдруг заявляет:
— Мне кажется, есть смысл напечатать статью…
— Могу ли я сейчас позвонить Чаковскому? — я, конечно, доволен таким поворотом дел.
— Да, пожалуйста. Помощник вас соединит, — ответил Машеров, несколько нахмурив брови.
Из приемной по прямой линии ВЧ я связался с главным редактором и сообщил ему, что Машеров материал одобрил, все в порядке, можно печатать. Чаковский выслушал меня и говорит:
— Подождите, трубку возьмет Сырокомский (первый заместитель главного редактора).
— Слушай меня внимательно, — голос Сырокомского строг. — Наверху большое сопротивление материалу.
— Но, Виталий, Машеров же сказал …
— Слушай внимательно. Попроси Петра Мироновича сообщить свое мнение секретарю ЦК Устинову. Ты понял?
Я положил трубку и объяснил помощнику Машерова, что мне необходимо снова зайти к Петру Мироновичу.
— Хорошо, я сообщу Дмитрию Федоровичу о своих соображениях, — ответил Машеров, когда выслушал меня, и стрельнул в пространство жесткими глазами».