Пётр Машеров
Шрифт:
Цех футляров (по улице Ковалевской) Минского радиозавода находился в 800 метрах от жилых домов. Во многих квартирах от взрыва вылетели оконные стекла. Место аварии оцепили солдаты внутренних войск, туда никого не пускали.
Участки монтажа, шлифовки и полировки футляров в корпусе № 2, где размещались пять технологических линий, были разрушены, завалены железобетонными плитами перекрытий, технологическим оборудованием. Все покрылось слоем льда. Кое-где тлели упаковки от футляров. Фундамент цеха был возведен на шестиметровых железобетонных опорах, на них лежали железобетонные перекрытия, и все это обрушилось. Кирпичная стена протяженностью в 100 метров была разрушена, кирпич разбросан далеко от здания. Повреждены и вывернуты двери, окна в
С двух сторон - западной и восточной - с помощью кранов, бульдозеров, пневмолопат, подъемных кранов, тягачей, газосварочных аппаратов очищались подступы к разрушенному зданию. Из-под завалов вытаскивали трупы. Десятками! Их укладывали неподалеку. От многих людей почти ничего не осталось.
В результате взрыва погибли 110 человек, 250 были ранены. (В цехе работали в три смены 1900 человек.) Когда некоторых людей откопали, они были покрыты льдом, примерзли.
Весна в том году выдалась поздняя, с ночными заморозками. Дни стояли серые, ветреные. Не хватало солнца, тепла и той весенней силы, что творит в природе чудеса. На полях и в лесу лежал снег, и вода в Свислочи поднялась высоко от тающих днем почерневших снежных холмиков. Но к вечеру мороз вновь покрепчал. Надежд на спасение у замерзающих под обломками покалеченных людей не осталось, когда вскоре после взрыва к руинам примчались пожарные машины. Огня не было, но на всякий случай, не подумав, в двенадцатиградусный мороз пожарники обрушили из брандспойтов на разрушенный цех мощные ледяные струи воды, стоившие жизни нескольким десяткам человек.
***
14 марта ЦК КПБ и Совет Министров БССР приняли постановление об организации санаторного лечения рабочих и служащих, пострадавших во время аварии на Минском радиозаводе. После окончания лечения в больницах они продолжали отдых в клиническом отделении санатория «Несвиж».
Нервы у членов правительственной комиссии были предельно напряжены. Устинов, председатель правительственной комиссии, впервые увидев жуткую картину, десятки трупов, схватился за сердце…
С серым лицом, страшно осунувшийся ходил по обвалившимся балкам Машеров. Очень переживал. Поздно ночью отвозил в гостиницу Устинова и возвращался назад.
— Пойдем, Николай Иванович, еще раз посмотрим.
Хомив, как и некоторые работники, уцелел чудом. Из старого корпуса направлялся в цех футляров. По дороге зашел в лабораторию. Глянул на часы — стрелки показывали 19 часов 37 минут, — и в этот момент грянул взрыв. Служебную машину, которую он ставил в одном из помещений цеха, нашли расплющенной, как блин. Из-под обломков вытащили только двигатель и колеса.
В одном месте вдоль траншей Машеров увидел оголенный участок электрокабеля. Часто задерживался здесь, высказывал мнение, что, возможно, это и явилось причиной взрыва.
Он изучал все технологические и проектные тонкости, состояние проводов, кабелей, арматуры, механизмов, их назначение. В техническом тоннеле, соединявшем цеха пластмасс и футляров, внимательно осматривал перевернутые вентиляторы, разрушенные воздуховоды и трубопроводы теплоцентрали, на которые обрушились плиты перекрытия. В одном из технических тоннелей остановился возле расплющенных, покореженных шлифовальных и полировальных станков.
Особенно разволновался, когда подошел к вещам, найденным на месте аварии после расчистки завалов. Почерневшие табели, книги, тетради, записные книжки, пропуска . .. Взял дрожащими руками «Журнал учета за 1971 год мастеров Дубовского, Малаховой, Потапейко, Маевской», полистал. Задержал взгляд на очках, шерстяном платке, женских рукавицах, хозяйственной сумке, пропуске № 532 на имя Ядвиги Заболоцкой, заявлении Лидии Минкевич… Рядом лежали четыре кошелька. Машеров хотел пройти дальше, но вернулся, по очереди пересмотрел их. В одном увидел направление в лабораторию на имя Светланы Шекун, деньги — 89 рублей 28 копеек. В другом прочитал: «Л. Шиманская-Жевнерович», тут же — 5 рублей 82 копейки. Несколько рублей
Он глубоко проникся человеческим горем, ведь многих погибших помнил по имени и отчеству. Обращался к собеседникам уважительно, не переходил на «ты» даже в чрезвычайной, трагической ситуации. «Как там у вас?» — обычно интересовался у кого-либо. Он не мешал людям работать и принимать самостоятельные решения, не навязывал своего мнения. В этом отношении был полной противоположностью Устинову. Дмитрий Федорович мог сорваться, нагрубить, даже бросить нецензурные слова в чей-то адрес, а Машеров не допускал словесных вольностей. В чрезвычайно трудной, сложной ситуации корректно относился к другим, уважал человеческое достоинство, никогда не повышал голоса. Разговаривал тактично, внимательно выслушивал мнение сторон, что-то советовал. Никогда не показывал своего превосходства.
В руководстве партии в те годы не было человека, который мог бы лучше справиться с работой на должности Председателя Совета Министров СССР, чем Косыгин. На втором месте как хозяйственник стоял Устинов. В годы войны он курировал оборонную промышленность; нередко председательствовал на заседаниях Совета Министров СССР в отсутствие Алексея Николаевича. Был награжден одиннадцатью орденами Ленина.
Надо сказать, военно-промышленный комплекс — одно из величайших достижений советского народа. Но оборонная, космическая промышленность тормозили развитие народного хозяйства. Все передовые технологии, которые устаревали, засекречивались и сдавались в архивы, вместо того чтобы продвигать развитие «мирного хозяйства».
…Ночью Машерова многие видели с фонарем. Следом шел комендант его дачи и квартиры Василий Юришин, предупреждал: «Петр Миронович, осторожней!» А он с почерневшим лицом вглядывался в мертвых, которых вытаскивали из-под обломков. Председатель Совета Министров БССР Тихон Киселев даже сделал замечание Юришину:
— Зачем ты пустил его (Машерова - С.А.) туда?
К Петру Мироновичу подходили люди, те, чьи близкие навсегда остались под обломками или сгорели. Молодой человек с двумя детьми со слезами обратился к Машерову: «Жена моя там… А как детей без нее на ноги поставлю?»
— Запиши, Василий, нужно быстрее оказать помощь.
На следующий день после аварии Машеров вызвал к себе Павлюкевича, заместителя председателя Минского горисполкома (будущего управляющего делами ЦК КПБ).
— Владимир Лаврентьевич, решили поручить вам возглавить городскую комиссию по оказанию помощи семьям пострадавших. Понимаю, вопрос не из простых. Все расходы на проведение похорон за счет государства. Не оглядывайтесь, если кто-нибудь упрекнет за то, что кому-то выделили много денег на материальную помощь, на похороны. Позаботьтесь о жилье. Чем можно, помогите сиротам… Люди не должны оставаться в беде в одиночестве…
Все расходы государство взяло на себя. Родственникам погибшего заплатили по 300 рублей, пострадавшего — по 200. За госсчет были проведены похороны и поминки. Семьям, потерявшим кормильца, назначали персональные пенсии; нуждающимся в улучшении жилищных условий выделили 83 квартиры и 15 комнат. Общая сумма материальной помощи составила 170 тысяч рублей. Но происходило это, по словам Машерова, не только из соображений сострадания и человеколюбия.
«Размеры аварии выходят далеко за пределы локального события, — так было сказано на Политбюро, — и непременно получат широкий общественный резонанс. Малейшая нечеткость в работе любой инстанции может вызвать среди людей отрицательную реакцию, различного рода проявления и эксцессы». Как докладывал Машеров, «обстановка в Минске была и остается для такого случая вполне нормальной. Никаких панических настроений и тем более болезненных, отрицательных высказываний и проявлений не было и нет, не считая тех случаев, когда в разговорах по поводу причин взрыва раздаются голоса, что это дело рук сионистов».