Петр Великий: личность и реформы
Шрифт:
Не исключено здесь сильное влияние проекта русского представителя в Англии Федора Салтыкова – «Изъявления прибыточныя государству» (1714 г.), некоторые положения которого Петр использовал как основу для указов. В главе «О бумажных заводах» Салтыков писал: «А те заводы велеть заводить во всех губерниях купецкими людьми, собрав из них несколькое число в компании и от них к тому учинить складку, смотря по пропорции пожитков их, которым потом чтоб прибытки были по пропорции складов их, понеже купцы лучше станут иметь прилежность и надзирательство для своих прибылей». Подобные же компании, поглядывая на знаменитые французские, голландские и английские Ост– и Вест-Индские компании, приносившие огромные барыши, Салтыков предлагал учредить и в России. Компании прельщали Петра не только широкими возможностями организации дела, требующего объединения капиталов нескольких предпринимателей, но и тем, что они составляли своеобразную общину, члены которой, отдав свои капиталы в общий котел, были связаны круговой порукой и несли общую ответственность перед государством. Государство было заинтересовано в организации компаний, потому и появилась в указе фраза: «буде волею не похотят, хотя в неволю» – насилие оставалось, как мы увидим и дальше, непременным элементом петровского «нэпа».
Важно отметить, что организатор и руководитель компании оказывался как бы на службе у государства и, часто имея, подобно Демидову, чин «комиссара», мог включить в нее даже тех, кто этого
В последнее десятилетие царствования Петра передача мануфактур компаниям и частным владельцам вошла в широкую практику, однако передаче подлежали в первую очередь наиболее убыточные для казны предприятия. В ведомственной переписке убыточность выставлялась как причина передачи мануфактуры в частные руки. Например, в уже цитированном «доношении» Берг-Мануфактур-коллегии о передаче Суконного двора компании Щеголина подчеркивалось, что двор содержится на казенные деньги, «в том есть и не без убытку. А оные сукна и протчее добротою в плохом состоянии, а охотников, кто б его содержал на своих собственных деньгах, и хотя б в деньгах и вспоможение учинить, никого не находится. Того ради, Берг– и Мануфактур-коллегия за благо изобретает, дабы на оной суконной фабрике, учиня ис купечества компанию добрых и знатных людей, содержать бы им оной Суконной двор на своих деньгах». Серьезной приманкой для того, чтобы взять убыточное дело, служили денежные ссуды: «А в помочь дать им взаимно на три или на сколько лет ваше величество изволит бес проценту ис Кабинета и от комисарства из мундирных денег 30 000 рублей».
Поощряя частное предпринимательство, делая «послабления» купцам и промышленникам, государство вовсе не собиралось устраняться из экономики. К концу Северной войны мы имеем как бы новую редакцию прежней политики: если раньше воздействие государства на экономику осуществлялось насильственным путем через систему запретов, монополий, пошлин и налогов, прямого участия казны в торгах и промыслах, то теперь, когда оправдывающая этот диктат экстремальная ситуация осталась позади, вся сила тяжести была перенесена на создание и деятельность административно-контрольной бюрократической машины, которая с помощью уставов, регламентов, «привилегий», отчетов, проверок могла направлять экономическую жизнь через тщательно продуманную систему своеобразных шлюзов и каналов в нужном государству направлении. Для руководства этим процессом и были созданы специальные коллегии.
Важно отметить, что в Швеции, чьи государственные органы Петр считал образцовыми, подобные коллегии осуществляли политику королевской власти в целом на тех же теоретических основах. Однако условия России существенно отличались от шведских не только масштабами страны, принципиальными особенностями политической структуры и культуры, необыкновенной интенсивностью промышленного строительства силами и на средства государства, но и прежде всего особенной жесткостью регламентаций, разветвленной системой ограничений, чрезмерным надзором государства за торгово-промышленной деятельностью подданных.
У нас нет никаких оснований думать, что в последнее десятилетие Петр намеревался ослабить жесткую административную узду на экономике или, грубо говоря, неосознанно способствовал развитию капиталистических форм и приемов производства, получивших в это время широкое распространение в Западной Европе. Суть происшедшего состояла в смене не принципов, а акцентов промышленно-торговой политики.
Внимательно вчитавшись в условия передачи мануфактур, мы увидим, что компания не обладает правами настоящего владельца капиталистического предприятия. Она осуществляет лишь вариант своеобразной аренды, условия которой четко определяются государством, имеющим право их изменить, вплоть до возвращения в казну отданного завода и даже конфискации построенного на своем «коште». Так, в «привилегии» 1720 года на основанный Демидовым «на свои собственные денги» медеплавильный завод отмечалось: «И для того ему, Демидову, о том медном заводе повелеть трудитца и тщитца, и, как возможно, проискивать, чтоб то рудное дело у него произведено и умножено было с удовольствием; обнадежить ево, что оной завод не возметца у него, и у жены ево, и у детей, и у наследников, покамест они оной завод содержать будут в добром состоянии». Как видим, государство гарантирует предпринимателю владение его же собственным заводом лишь до тех пор, пока тот «будет в добром состоянии», то есть будет бесперебойно поставлять в казну необходимую продукцию. В противном случае предприятие могло быть конфисковано.
Именно своевременное выполнение казенных заказов было главной обязанностью предпринимателя. И только излишки сверх того, что сейчас называется «госзаказом», он мог реализовать на рынке. Частное предпринимательство было, таким образом, жестко привязано к государственной колеснице системой государственных заказов преимущественно оборонного значения. С одной стороны, это, конечно, обеспечивало стабильность доходов мануфактуристов, которые могли быть уверены в том, что казна гарантирует сбыт продукции, но, с другой стороны, это закрывало перспективы технического и иного совершенствования, резко принижало значение конкуренции как вечного движителя предпринимательства. Вот почему впоследствии тщетными оказались попытки внести усовершенствования в примитивное производство, ибо заинтересованности в его расширении и развитии при стабильности заказов и сбыта через казну не было. Многочисленные льготы для части предпринимателей работали в том же направлении, ибо означали насильственную ликвидацию конкурентов.
Контроль и наблюдение за отечественной промышленностью поручались, как уже было сказано, Берг-Мануфактур-коллегии. «Берг-привилегия» необычайно широко определяла права новой коллегии, которой царь единственной дал «власть и мощь», чтобы «единым судией быти над всеми к тому (горному делу. – Е. А) принадлежащими делами и особами, чтоб никаким образом губернаторы, воеводы, ниже прочие поставленные начальники в рудокопные дела вступали и мешалися… Сей Берг-коллегиум будет впредь объявлять указами и учреждениями, коим образом те рудокопныя дела наилучше и совершенно произведены быть могут». Таким безапелляционным образом право ведомства решать судьбу горного дела в стране подкреплялось рядом конкретных мер. Коллегия осуществляла обязательный контроль результатов деятельности рудознатцев, давала разрешения на строительство заводов, устанавливала цены на продукцию, имела монопольное право на покупку продукции мануфактур в размерах, определяемых ею же, осуществляла общий контроль производства и сбыта товаров, вся административная и судебная власть над предпринимателями
Правом государства было сдерживание конкуренции предпринимателей, наблюдение за качеством выпускаемой продукции, образцы которой регулярно рассматривались в коллегии. В регламенте говорилось: «О мануфактурах же и фабриках, которые содержатся компаниями, надлежит иметь прилежное смотрение, дабы не ослабевали, но в лучшее состояние произвождены были; ежели же усмотрится, что оныя ослабевать будут, то как наискорее коллегию рассмотреть, от чего оное произошло: буде нерадением компанейщиков – и их принуждать к порядочному содержанию, как коллегия за благо рассудит; буде же усмотрится, какая мануфактура или фабрика производится порядочным образом, и содержателя имеют к тому радение, и имеется впредь от нея надежда, а в силу за неимением достойной суммы произвести они не могут, таким коллегия имеет чинить капиталом вспоможение». Кроме того, согласно регламенту, коллегия должна была наблюдать за производством, экзаменовать специалистов и впоследствии «учинить каждой мануфактуре регламент». В стране, где действовал уже Генеральный регламент – этот король всех регламентов, – где каждая коллегия, контора, должность имели или, по крайней мере, должны были иметь свой артикул или регламент, четко и подробно определявший функции каждого учреждения и обязанности каждого чиновника, было бы очень странно, если бы каждая мануфактура, частная или государственная, не имела своего регламента, в котором оговаривалось бы все, что там должно делаться во благо государства. Об этом должна была позаботиться Мануфактур-коллегия, опекавшая мануфактуры. Так при Петре создавалась промышленность, в которой главным был бюрократ, чиновник специализированного ведомства, знавший, какую отрасль следует развивать, а какую, наоборот, замедлять, определявший, сколько и какой нужно продукции, сколько должен стоить каждый аршин сукна и пуд железа, обладавший огромной властью над предпринимателем, его состоянием, решавший судьбу его дела и благосостояния.
Ликвидация в 1719 году государственной монополии на торговлю традиционными экспортными товарами, несомненно, расширила возможности русского купечества, а принятый в 1724 году протекционистский Таможенный тариф предоставлял ему значительные льготы, ограждая от конкуренции иностранных купцов. Регламент Коммерц-коллегии 1724 года, как отмечалось выше, закреплял новую ситуацию, возникшую вследствие указов о снятии монополии. Но декларативные положения регламента сводились на нет следующими пунктами того же документа, жестко регулирующими грузопотоки и оговаривающими виды товаров, которые надлежало доставлять в разные портовые города в соответствии с привилегиями, созданными для Петербурга, и теми общеполитическими соображениями, которые правительство считало более важными, чем соблюдение провозглашенных принципов свободной торговли. Поэтому регламент предписывает, чтобы товары из Пскова и его района непременно везли только в Нарву, «а в Ригу и в другие места не возили тех товаров, которые велено возить в Петербург», и т. д. Разумеется, административное определение портов торговли являлось проявлением диктата государства в торговой сфере. Провозглашая поощрение отечественного торгового мореплавания и судостроения, власти в категорической форме требовали, чтобы купцы отказывались от постройки судов старых конструкций и плавали исключительно на дорогостоящих «новоманирных» судах. Эти законы распространялись даже на Поморье, население которого имело многовековой опыт мореплавания в северных морях. Нарушение же запрета на строительство судов старой конструкции грозило поморам – этим прирожденным кораблестроителям и морякам – каторгой, о чем их предупредили указом от 11 марта 1719 года. Влияние государства на экономику не ограничивалось актами непосредственного воздействия органов власти на торговлю или промышленность. Социально-экономические отношения, характерные для русского общества в целом, пронизывали и мануфактуры, в значительной степени деформируя их черты как потенциально капиталистических предприятий. Речь идет, прежде всего, об особенностях использования на них рабочей силы. Основанные в начале Петровской эпохи мануфактуры рабочей силой обеспечивались по-разному. Государственные предприятия и частные владельцы пользовались как вольной наемной силой, так и «приписными» крестьянами – сельским населением районов, как правило, прилежащих к местам размещения заводов. Крестьяне – а это были в основном черносошные – отрабатывали положенную на них государством подать на заводских работах. Что делали «приписные» крестьяне? Это, как правило, были вспомогательные работы. В 1711 году олонецкие крестьяне писали в челобитной: «…работаем всякие завоцкие работы, и в лесах дрова сечем, и уголья готовим, и руду здымаем, и обжигаем, и возим безсходно». Формально считалось, что отработки не должны превышать в своем денежном выражении суммы государственных налогов. Заводское руководство или владелец компенсировали крестьянские платежи поставками в казну продукции завода. Надо отметить, что практика «приписки» была распространена довольно широко уже с первых лет существования мануфактур еще в допетровский период. Но, как уже не раз отмечалось по другим схожим случаям, масштабы такой практики при Петре были уже иными: речь шла о повсеместном и длительном привлечении окрестных, дальних и ближних черносошных, дворцовых, монастырских и помещичьих крестьян на самые различные стройки, каналы, производства. Новая столица, крепости, каналы, дороги – все, что позже стали называть инфраструктурой, создавалось при Петре огромными усилиями и сверхусилиями крестьянского населения страны. Речь идет о сотнях тысяч крестьян, согнанных со всех уголков страны, за исключением Сибири, население которой выплачивало денежные компенсации за отработки на стройках европейской части страны, хотя не избавлялось от строительной повинности на Урале и в Сибири. Крестьянин, идущий сотни верст в Таганрог или Выборг, Петербург или Воронеж, Брянск или Ревель для того, чтобы отработать многомесячную трудовую повинность, стал типичнейшей фигурой русских дорог петровского времени, русской жизни. Но, если говорить об основном, постоянном, квалифицированном контингенте рабочих петровских мануфактур, трудившихся на них годами и получивших достаточно высокую квалификацию, то это, как правило, были наемные рабочие. Принять на предприятие рабочих «из найму» с улицы в начале XVIII века не представляло особой сложности. Дифференциация сельского населения, система налогообложения, при которой учитывался «двор», а не каждый конкретный человек, множество вполне легальных путей избежать тягла или службы, не говоря уже о том, что в допетровской России были просто бестяглые слои населения, отсутствие жесткой паспортной системы, общегосударственного масштаба в ловле беглых – все это приводило к тому, что в больших городах, вдоль оживленных сухопутных и речных магистралей, да и в целом по стране, возникла значительная прослойка так называемых «вольных и гулящих», ставшая основным резервом вольнонаемной рабочей силы.