Пётр второй
Шрифт:
Обсуждая это с Гликерией, отец на миг задумался, потому проехал чуть мимо, но остановил свою повозку около обочины и подошёл к женщине.
– «Не плач! Давай дапамагу (помогу)! Хлопцы, идзице сюды, дапамажы (помогите) конь выпрастаць (выпрячь)! – повернулся он к сыновьям.
Втроём они быстро освободили труп лошади от упряжи и с трудом, уже с помощью Григория, откатили телегу назад.
– «А ты у Клейники идзеш?» – спросил Пётр женщину.
– «Не ведаю? Як
– «Напэвна (наверняка) у Клейники. Вось и добра! Я табе дам сваю каня. А ты там аддаси (отдашь) яе Сямёну. Гэта (это) други дом справа ад близкага да цябе краю вёски (села). Скажаш, што ад мяне – Пятра Кочета! Прозвишча запомнила? Скажы, каб замянив маю каня на сваю, а потым у иншага (другого) яго сваяка з наступнага (следующего) сяла знову памяняеш на иншую каня. Увогуле (в общем), змяняй коней, як бывала на паштовых станцыях!» – подробно объяснил Пётр чуть успокоившейся Степаниде.
– «Бацька, а якую конь будзем мяняць?» – поинтересовался Борис.
– «Дамо гэтую, Свяцелку!» – указал отец на молодую лошадь.
Втроём быстро перепрягли Светёлку в телегу несчастной Степаниды, лицо которой как раз в этот момент засветилось безумной радостью.
Она подошла к Петру Васильевичу, по-братски обняла его, и при жене трижды расцеловала его в щёки.
– «Дзякуй, Пятро! Стагоддзе (век) вас не забуду! Балазе (благо) табе и тваим сынкам!» – приветливо улыбнулась она мальчишкам, возившимся со своей телегой, и убиравшим теперь ненужные постромки, хомут и вожжи от выпряженной из постромочно-дышловой парной упряжи пристяжной лошади Светёлки. На том и распрощались.
Довольная хозяйка рванула вперёд на Светёлке, а Григорий Денисюк еле успел сделать её фотографию на заднем плане, фотографируя подошедшую к ним Гликерию с младшим Петей.
– «Бацька, а кали яна падмане и не аддасць Светелку?» – взволновался Борис за сохранность своей собственности.
– «Ды аддасць… вунь, як яна радавалася нашай дапамозе! Яе ж гора змянилася на варьяцкую (безумную) радасць!» – успокоил его отец.
– Но надолго ли хватит ей этой радости – про себя подумал Пётр Васильевич – хотя Светёлка лошадь молодая, выносливая. Да и хорошо откормленная! Ой, что это я думаю о ней, как об уже потерянной для моей семьи?! – сам себя остановил он – Ладно, поживём, увидим, посмотрим!
В задумчивости они ехали дальше. Но вскоре, видимо от излишней натуги при теперь перекошенной нагрузке на круп, лошадь приподняла хвост, начав извергать из себя не только лошадиный помёт, но и огласив окрестности звуком и запахом. От неожиданности, управлявший лошадью Петя даже отшатнулся
Отец приказал остановиться, слез с телеги, взял, висевшее на заднем торце ведро, и деревянным совком собрал в него лошадиные фекалии.
– «Не трэба на шашы(шоссе) смециць (мусорить)! Тут людзи ходзяць и ездзяць! А за сабой и сваёй скацинай трэба прыбираць. Ды и нам гной (навоз) спатрэбицца (пригодится)!» – объяснил он сыновьям свои действия, под несколько удивлённые и умилённые взгляды встречных беженцев.
А в Котлах пятидесятиоднолетний образованный и много знающий дед изрядно пообщался и повозился со своими старшими внуками Борисом и Петром-младшим от старшей дочери Ксении.
Мартын Николаевич всего на два с небольшим года был старше своего зятя Петра Васильевича, так, что после смерти дочери Ксении в 1910 году, их отношения стали, как у друзей-сверстников.
Домой Кочеты возвращались уже в общем потоке беженцев.
Но через территорию северо-западного Полесья шли не только беженцы из Польши, но и располагались госпитали и лазареты, через неё шло снабжение русских армий вооружением, снаряжением, боеприпасами и продовольствием. А в его продаже интендантским службам фронта участвовали уже многие крестьяне Полесья.
И среди местных крестьян прокатилась тревога и за своё будущее.
Через их земли проходила эвакуация оборудования фабрик с территории Польши, и уже шли православные беженцы. Всё это невольно создавало эффект толпы.
А больше всего масло в огонь подливали, выезжавшие с захваченных территорий, православные священники, тем самым подавая пример своей многочисленной пастве.
В общении с интендантскими службами крестьяне узнали о нехватке боеприпасов для армии. И их практичный ум невольно экстраполировал это на ближайшее своё будущее.
Боясь прихода немцев, некоторые крестьяне за бесценок стали продавать свои дома, имущество, скарб, скот и самостоятельно своим ходом отправляться вглубь России вслед за беженцами из Польши.
А уже осенью 1914 года начался уже бесплановый, стихийный исход части беженцев и с территории Западной Беларуси.
Но ещё в июле 1914 года Генштаб разработал ряд новых правил и положений по эвакуации населения из прифронтовой полосы.
В Гродненской губернии, на территории которой размещалась и деревня Пилипки, руководством по эвакуации служили «Временные правила по эвакуации населения и имущества в случае войны», разработанные военными Виленского военного округа ещё в конце 1912 года.
По этому положению, например, перечень подлежащих эвакуации учреждений определял губернатор.
Но накануне войны никто из разработчиков планов не мог себе представить возможных масштабов беженства.
Хотя подготовка к войне и шла полным ходом: проводились учения и манёвры, инспектировались воинские части, строились новые крепости (например, Гродненская и Осовецкая) и модернизировались старые (например, Брест-Литовская).
Существовал и эвакуационный план на случай возможного отступления.