Пётр второй
Шрифт:
Ведь, несмотря на масштабность мероприятий, проводимых царским правительством для оказания помощи беженцам, положение этой огромной массы людей всё ещё оставалось тяжёлым.
Во многих губерниях России к приёму миллионов беженцев, среди которых было много больных и голодных людей, ещё толком ничего не было готово. Существовали серьёзные проблемы с жильём и расселением беженцев. Не хватало больниц, чётких директив и готовых правовых решений.
Но кое-где местные власти пытались даже отказаться принимать беженцев.
Немало было
Кто будет их содержать? Ведь, говорят, что они не хотят работать!
Рассказывают, что они даже отказываются пить кофе с молоком и требуют сливок!
Газеты писали о беженцах, которые днём нанимались на работу, а ночью сбегали от своих работодателей.
А ведь эвакуировали не только нормальных людей, но и заключенных.
В прессе, кроме сообщений о «настоящих» бедных и честных беженцах, появились также и сообщения о тех, кто себя за них выдаёт.
Однако вместе с беженцами появились слухи и толки о большой военной силе немцев и о возможно скорой новой эвакуации ещё дальше на Восток.
Российские власти между тем старались, чтобы изгнанников приняли хорошо, и пытались разными методами успокоить местное население, часть которого считало чрезмерным оказываемое беженцам внимание. Но местная администрация расценивала это лишь как проявление обывательского невежества.
Появились дешёвые брошюры, в которых рассказывалось, что беженцы – это простые добропорядочные люди, которых выгнал из домов злой немец.
А в газетах стали печатать трогательные фотографии матерей с детьми и стихи о тяжёлой изгнаннической судьбе.
В либеральных кругах, которые активно подключились к помощи беженцам, начались дискуссии, как помогать им, но чтобы не избаловать.
Можно ли принуждать их к труду, как каторжников? Чем считать помощь: актом милосердия или обязанностью государства?
Если оно само ведёт войну, жертвами которой стали эти люди, не должно ли оно теперь само окружить их заботой?
От беженцев ожидали покорности и благодарности за милосердие. Но как им можно было быть благодарными, если весь их мир разрушен, имущество уничтожено, а близкие погибли?
И российское общество смирилось с беженцами. В подавляющем большинстве местное население с самого начала с большим пониманием и сочувствием отнеслось к ним, и беженцы довольно быстро освоились на новых местах проживания.
Основная масса беженцев из Беларуси осела в центральных губерниях России и в Поволжье.
Но их размещали и по всей остальной территории империи, преимущественно в плодородных районах на Волге и Дону, а также в Сибири. Это были деревни, где земли было много, а рабочих рук, из-за того, что мужчины отправились на фронт, недоставало.
В этих местах люди часто строили два дома: летний и зимний. И теперь один они уступали новым жителям и делились с ними едой. Беженцы занимались сельскохозяйственными
А доброжелательное отношение населения на новом месте проживания и относительно высокий достаток запомнились очень многим беженцам, в том числе и членам семьи Петра Васильевича Кочета.
Ведь работая в поле с хозяевами, можно было неплохо заработать.
В общем, жизнь начинала налаживаться.
Но ещё к середине сентября 1915 года, когда уже была налажена полноценная регистрация всех беженцев, и когда количество направленных в Калужскую губернию беженцев достигло 50 тысяч человек, губернатор распорядился «до особого распоряжения» прекратить их дальнейший приём.
А прибывающие новые партии беженцев, были им перенаправлены в соседние Тульскую и Рязанскую губернии.
И уже по распоряжению Министерства внутренних дел часть Гродненских учреждений и, имеющих государственное значение, производств вместе с сотрудниками и членами их семей были направлены не только в Рязанскую и Тульскую, но и в Тамбовскую губернию.
Это было связано с тем, что в это же время решался вопрос о переводе в Калугу Ставки Верховного главнокомандующего.
Некоторые губернии пытались хоть как-то, всеми правдами и не правдами, отбиться от беженского потока.
Руководством соседней Орловской губернии была предпринята попытка направить беженских поток в обход их губернии, о чём сам Губернатор хлопотал в Петрограде.
И местные земские деятели тоже, пытаясь сдержать наплыв беженцев в свою губернию, убеждали, направлявшего беженские потоки, уполномоченного по беженским делам Северо-Западного фронта о бездорожье и бесхлебье в западных уездах их Орловской губернии, мотивируя это её близостью к линии фронта и недостаточным обеспечением губернии продовольствием.
Во многом и поэтому, для упорядочения процесса приёма и устройства беженцев, в ноябре этого же года территория Российской империи была разделена на двенадцать районов, в том числе в глубине России.
А губернскими отделениями Татьянинского комитета в губернских и уездных центрах были открыты распределительные пункты.
Весь процесс распределения беженцев был теперь весьма неплохо организован.
Прибывавших по железным дорогам беженцев на станциях уже встречали крестьянские подводы, развозя их по уездам.
А в отведённое для беженцев жильё с помощью полиции их уже размещали земские начальники, волостные старшины и сельские старосты.
Однако с наплывом беженцев на местах справились не сразу.
Этому мешало и транзитное перемещение через Калужскую губернию беженцев на своём гужевом транспорте, которое прекратилось лишь в конце октября.
На всём пути их следования были устроены питательные пункты, на которые свозили продукты крестьяне из окрестных деревень.
Но на этих пунктах часто не хватало заготовленных кормов для скота.