Петрушка на балу
Шрифт:
– Интересный поворот! – Хомяков черкнул в блокноте. – Кто она такая, известно?
– Брошеная женщина, и этим все сказано. Пришла, милашка, отношения выяснять. От бурных ее чувств загореться могло без поджога.
– Без поджога, Оля, не по нашему ведомству. А балетмейстер ваш тоже орал?
Ольга хихикнула.
– Кто? Макаров? Сколько его знаю, он в любых ситуациях спокоен как удав. Если в процессе расследования, Виталик, ты выведешь его из себя, ставлю французский коньяк.
Хомяков покачал головой.
– Лучше водку: от коньяка
Ольга помедлила с ответом.
– Катя Митина. Екатерина Васильевна то есть.
Хомяков повел носом, как взявшая след борзая.
– Она тоже балерина?
– Екатерина Васильевна, – скривила губы Ольга, – владеет рестораном. Сдались ей наши танцульки.
Капитан возбужденно строчил в блокноте.
– Что за ресторан? Адресок дашь?
Ольга кивнула.
– Запросто. – Она продиктовала название ресторана и его адрес. – Если подсуетишься, – добавила она, – наверняка ее там сейчас застанешь.
Хомяков собрал бумаги в папку.
– Еще как подсуечусь. Спасибо.
Ольга поднялась.
– Всегда пожалуйста. Считай мы напарники.
Капитан направился к выходу.
– Ловлю на слове.
С улыбкой Джоконды Ольга вернулась в зал.
Танцоры с худруком отдыхали на скамье. Взоры обратились на вошедшую.
Остроносый парень с «хвостом» на затылке осведомился:
– Мент жив?
– Спровадила, – усмехнулась Ольга.
– Куда?
– На кудыкину гору.
Балетмейстер, подпирая стену плечом штангиста, негромко заметил:
– Вряд ли мы отделались так легко.
Капитан Хомяков тем временем, щурясь под апрельским солнцем, осмотрелся на ступеньках театра.
Располагался этот театр балета в облезлом заводском ДК, отреставрированном частично, однако требующим еще немалых финансовых затрат.
У входа висел рисунок танцора с комичной рожицей, топчущего надпись «Театр «Балбес». Рисунок был выполнен тушью и прикрыт прозрачной пленкой: знай, мол, наших. В воздухе благоухала весна.
Хомяков достал сотовый телефон, набрал номер и бодро произнес:
– Салют, Евгений Борисович.
– О, какие люди! – отозвался следователь прокуратуры. – Нашел поджигателя?
– Ну, блин, вы даете! Пока все только запутывается.
Оптимизма в голосе следователя поубавилось.
– Шутишь? Я думал, ты там раз-два и…
– Евгений Борисович! Я осматривал место пожара через четыре дня…
– Знаю. Короче.
– Не перебивайте: у меня аккумулятор садится! – разозлился Хомяков. – На месте пожара через четыре дня, блин, я обнаруживаю паклю, смоченную бензином. Пакля завернута в обгоревший платок с вышитыми инициалами «С.М.» Сечете фишку?
– Нет. Что за «С.М.»?
– Евгений Борисович, «С.М.» – наверняка Сергей Макаров. Наш славный покоритель огня. – Хомяков расправил сутулые плечи. – Теперь сечете? Балетмейстер, значит, поджег и сам же потушил, только платочек свой забыл прибрать. Такой вот лох замшелый. Похоже, кто-то хочет, чтобы мы так подумали.
Следователь
– Н-да, пирожок с хреном!
Прижимая к уху телефон, Хомяков шагал к своему латаному «фольксвагену».
– А вы говорите «раз-два». Ладно, я погнал это разматывать. Передайте благодарность Тюне.
Следователь вздохнул.
– И куда ж ты погнал?
– Из театра «Балбес» в ресторан «Ностальгия». – Капитан ОВД сел в машину.
– Зацепка появилась? – оживился следователь.
– Зацепка, не зацепка – на «раз, два» рассчитывать не стоит.
Отключившись, Хомяков завел мотор. Латаный «фольксваген» покатил по указанному Ольгой адресу.
Глава 2
Ресторан «Ностальгия» представлял собой одноэтажный домик, стилизованный под русскую избу, которая притулилась меж многоквартирных башен. Кого-то, возможно, подобное соседство впечатляло. Ресторан состоял из трех компактных помещений: общий зал (на дюжину столиков), банкетный зал (человек на тридцать) и отдельный кабинет (на шесть персон). Время было обеденное, и общий зал был заполнен на три четверти. Невеликое это хозяйство, надо заметить, требовало изрядных усилий на свое поддержание.
Кабинет директора пропорционально всему заведению также был невелик: стол с компьютером, сейф, рабочее кресло, и два стула напротив. Сама директор, строгая бизнесвумен, урезонивала всхлипывающую официантку:
– Держись в рамках, Наталья. Умерь свою агрессивность.
– Ну да, умерь… Этот гоблин хамил и руки распускал!
– Как именно он хамил? Воспроизведи.
Официантка вновь всхлипнула. Смазливая блондиночка лет двадцати, она теребила свой кружевной фартук.
– Ну-у, он это… сперва чмокал губами. Чмокал да чмокал! А потом выдал: «Ягодка, можно тебя на десерт?» И начал сотнягу мне в лифчик совать, хорек плешивый!
Директор прошлась по кабинету. У нее были густые черные волосы до плеч и лучистые синие глаза. Чувственные губы едва заметно улыбались, придавая лицу ее слегка загадочное выражение. Роста она была выше среднего, и лиловое платье до колен, облегая точеную фигуру, подчеркивало стройность ее ног, обутых в туфли на шпильке. Миловидная официантка рядом с директрисой выглядела, как одуванчик в сравнении с орхидеей. Притом «орхидея» улаживала конфликт.
– Хочешь сказать, – хмурилась она, – что твоя истерика была выходом из положения?
Официантка дернула плечиком.
– По-вашему, надо было терпеть?! Пускай меня лапают, да?!
Директор покачала головой.
– Терпеть ты вовсе не должна…
– Катерина Васильевна, слушайте ее больше! – пробасил двухметровый детина, распахнув дверь. Его джинсовый костюм буквально трещал от мышц, а мальчишеская физиономия пылала негодованием. – Чувак был датый, но безобидный! Стихи ей читал! Все под контролем было!
Официантка метнула на парня взгляд из-под ресниц.
– В гробу видала я стихи! Буду я тут уши развешивать!