Петрушка на балу
Шрифт:
– Следователь сидит в прокуратуре. Хотите туда?
– Дайте-ка подумать, – наморщила лоб девушка. – Приличный хоть мужик?
– Следователь – Евгений Борисович Бах!.. – рявкнул капитан и тут же прикусил язык. Но было поздно.
– Бах? – изумленно повторила Ольга. И захлопала в ладоши. – Хочу к Баху, хочу к Баху! И к Моцарту! И к Берлиозу!
За дверью зала приглушенно звучал вальс.
Хомяков расстегнул пуговку на взмокшем воротничке.
– Что мне с вами делать? – тихо возопил он.
– Хороший вопрос, – кивнула Ольга. – Многие на нем сыпались. О’кей, буду паинькой. Только не сутультесь.
Капитан
– Можете вести себя нормально?
– Запросто. Не сутультесь, говорю!
Хомяков распрямил плечи.
– Меня интересует ваш худрук Макаров. Как профессионал и как личность.
Ольга сощурилась, как тигрица.
– Что, конкретно, вас интересует? В каком ключе?
– Да так… – Капитан осторожно подбирал слова. – Чего он добивается в жизни? Вот сейчас, к примеру, вы что-то репетируете… какой-то балет, да? Насколько для него это важно? Если, допустим, балет не соберет денег…
– Ах вот оно что! Какая скучища! – Ольга улыбнулась, но глаза ее продолжали щуриться. – А я вас не интересую? Как профессионал и как личность.
– В смысле? – опешил Хомяков.
Ольга поднялась, расправила на себе обтягивающее трико и сделала оборот на пятке.
– Оцените, Виталик: хороша девочка? Вам нравится моя грудь? – Она приподняла ладонями свои рельефные выпуклости. – Без лифчика, между прочим. И никакой хирургии.
Красный как рак Хомяков уставился в пол.
– Слушайте, что вы за человек?
– Еще один хороший вопрос. – Ольга опустилась в кресло, задрав ноги на подлокотник. – Продолжим разговор. Обещаю не ерничать.
Глубоко вздохнув, капитан милиции взял со стола блокнот с авторучкой.
– Короче, Ольга Николаевна…
– Просто Оля. И давай на «ты».
– Давай, – неожиданно для себя согласился Хомяков.
Ольга протянула ему руку.
– Друзья?
Перегнувшись через столик, Хомяков ее руку пожал.
– До гроба.
Они рассмеялись.
– Ну так вот, – сказала Ольга, – если ты подозреваешь, что Макаров устроил поджог сам – у тебя не в порядке с головой.
Хомяков собрался вспылить, но вовремя вспомнил, что они друзья.
– Да какие подозрения, Оль. Просто я обязан отработать версию…
– Виталик, я не дура. Варианта здесь лишь два: кто-то поджег или кто-то не погасил окурок. И оба они маловероятны. Однако…
– Погоди, – перебил Хомяков. – Разве танцоры курят?
Ольга вздохнула.
– Некоторые. Я, например.
– Ну и зря. Ладно… Почему вы курите в помещении, где хранятся декорации? Что за идиотизм?
– Не идиотизм, а суровая необходимость. Здесь, – Ольга окинула взглядом холл, – Макаров курить запрещает. Табачный дым, дескать, просочится в зал…
– Он прав, – ввернул Хомяков.
– Он всегда прав, черт его дери. Но что нам остается? Лестничные пролеты и закутки? Разумеется, мы идем в «дебри».
– Куда-а?
– В «дебри». Так мы называем кладовую, где хранятся наши фанерные чудеса. Там уютно и есть где спрятаться.
– Прятаться-то зачем?
– Чтобы за сигареткой посекретничать, Виталик. А ты что подумал?
– Я подумал: если б вы не секретничали, у вас и у меня было бы меньше проблем.
Помедлив, Ольга пробормотала:
– До сих пор как-то
Хомяков назидательно поднял палец.
– До поры до времени, Оля, многое сходит с рук. Пожар погасили Макаров и вахтер, так? Как удачно они оказались рядом!
– Ну и что?! – взвилась Ольга. – Заладил, как дятел!
Хомяков миролюбиво выставил ладонь.
– Конечно, я не Эркюль Пуаро, я простой мент. Вопросы неприятные задаю, отыскать ниточку пытаюсь… А вы артисты – народ творческий, своеобразный. Мне велено действовать с вами дипломатично, а из меня дипломат, блин… сама понимаешь. Ответишь на вопросы – спасибо. Пошлешь меня подальше… Что я могу? Соли тебе на хвост насыпать? Либо я закрою это дело по-быстрому – и до свиданья, либо глаза вам тут буду мозолить. Оно вам надо, Оль?
Ольга пристально смотрела на капитана.
– А ты не прост, Виталик, – сказала она. – Ведь ты меня вербуешь.
Хомяков деловито черкнул в блокноте.
– Завербуешь тебя, как же. С такой грудью и без лифчика.
Ольга рассмеялась.
– О’кей, мы оба с тобой умные. Так заруби себе на носу: Макаров не поджигал. Дружеский мой совет: не трать время на эту версию.
Хомяков откинулся на спинку кресла.
– Почему не он?
– Во-первых, – Ольга покосилась на дверь зала, – у него нет мотива, который ты ему приписываешь. А во-вторых, если б поджег Макаров, то комар бы носа не подточил, все было бы по-другому. Твои подозрения – аргумент в его пользу.
Хомяков обдумал услышанное.
– Такой, значит, головастый? Не обижайся, Оль… не странно ли для танцора?
Ольга скривила губы.
– Он не танцор, он физик.
– Как это?
– А вот так. Закончил МИФИ с красным дипломом. Танцевать выучился, можно сказать, по книжкам. И теперь, ломая все каноны, прет как танк в мировые знаменитости. А мы за ним следом: кто не успел, тот опоздал.
Заинтригованный Хомяков отложил блокнот.
– Как ему это в башку влетело? Сменить физику на танцульки. Оль, не обижайся: мне нравится балет и все такое… Но в чем тут фишка?
Лицо Ольги вдруг помрачнело, будто осунулось.
– Это, Виталик, как в анекдоте, «грустная и длинная история». Вспоминать никакой охоты.
Хомяков спешно отыграл назад.
– Не хочешь – не надо. – Он протянул лист с фамилиями. – Вот смотри: здесь те, кто был в театре в субботу. Никого не забыли?
Ольга отстраненно кивнула, теребя концы красной своей ленты. Взор ее, как говорится, устремлен был в никуда.
* * *
День рождения Валентина сложился на редкость удачно. Сентябрь в Москве стоял теплый и солнечный – типичное бабье лето. Родители при том рванули в отпуск, оставив сына хозяйничать в трехкомнатной квартире. Велели только сестру опекать и не позволять ей стоять на ушах. Валентин, разумеется, пообещал, хоть не позволить что-то двенадцатилетней Ольке, видит Бог, было непросто. Удачным совпадением оказалось и то, что день рождения выпал на субботу: гулять можно было допоздна, а в воскресенье отоспаться. Подготовился Валентин основательно, так как в группе поддержки у него состояли Серж Макаров и Дина Белых. Само собой, Олька тоже суетилась, но, несмотря на поднятый ею торнадо, к пяти часам стол был накрыт. А к шести собрались гости.