Петуния Дурсль и совиная почта
Шрифт:
— О, это тяжело забыть! — Дадли передернуло. — Ну ладно, ты опять меня успокоил. Насчет двухтысячного года ты был прав, так что и тут я могу тебе довериться. Еще раз поздравляю! Невесте привет. До связи. — И он скрылся за дверцей машины.
— До связи, — улыбнулся Гарри.
— Не теряйся, — снова попросил Дадли, но кузен уже пропал за невидимым барьером, ограждающим Барроу от маггловских взглядов.
Прошел всего месяц, когда Дадли получил письмо от Гарри. Письмами
Он оглянулся, стоя у порога нового дома, купленного в ипотеку при помощи родителей. Он боялся заходить в дом и тревожить невесту, поглощенную приготовлениями к их свадьбе, которая должна была состояться уже в июне. Сейчас она вместе с агентом выбирала дизайн для торта.
Погипнотизировав простой белый конверт еще пару минут, Дадли таки решился. Письмо было простым и коротким.
"Привет, Дадли!
Хотел сообщить тебе свой новый адрес. Мы с Джинни решили переехать в Лондон. Писать письма ты мне не сможешь, дом, как обычно, не отображается на картах. Но зато я сумел провести туда телефон. Пишу тебе свой номер. А еще я решил завести электронную почту, думаю, мы можем обмениваться письмами там. Смогу проверять ее примерно раз в неделю. Вот и все.
Напиши письмо на почту, чтобы я знал, что это ты получил. Проверим связь. Удачи!"
Перечитывая электронный адрес, не содержащий ничего необычного (просто фамилия и год рождения), Дадли почему-то улыбался. Он зашел в дом и засел за компьютер, чтобы написать кузену о скорой свадьбе.
Глава 1. Совы над Камберлендским лесом
Бакингемшир, 2017 год
С утра мама скакала по дому, суетливая и раздражительная, как обычно по выходным. Она разбудила Магнолию и Петунию, громко шумя на кухне и комментируя свои неуклюжие действия. Когда сестры проснулись, их глаза встретились и устало закатились почти синхронно.
Сегодня было двадцать третье апреля, и это был единственный день в году, кроме Рождества, когда отец строго-настрого запрещал их матери дергать дочерей по поводу и без. Ведь сегодня у двойняшек день рождения, и папа Дадли искренне считал, что в этот день дочурки имеют право делать что хотят, и даже — о чудо! — не пойти в школу просто так. Но двадцать третье апреля в две тысячи семнадцатом году, к сожалению, выпало на воскресенье. Выбить себе выходной в понедельник в качестве компенсации у девочек не получилось. Поэтому они собирались оторваться по полной. И даже визит дяди Гарри с кузенами этому не помешает, может быть, получится уговорить его скромных детей поехать с ними в Торп парк*.
Когда послышался звук разбитого стекла и последующая за этим легкая нецензурщина, девочки поняли, что дальше притворяться спящими уже не получится. Они были уверены, что мать специально шумит, чтобы они поднялись. Маргарет Дурсль была из тех женщин, которые бесятся, когда кто-то в доме не занят полезным делом.
— С днем рождения, Мэгги, — сказала Петуния, зевая.
— С днем рождения, Питти!
Обе поднялись с кроватей,
Умывшись и переодевшись в одинаковую домашнюю одежду, сестры поспешили спуститься на кухню, где мама беспрестанно шумела. Самое просторное и, наверное, самое дорого оснащенное место в доме было девственно-чистым и сверкало лаковыми поверхностями столешниц и фартуков, а также хромированными боками многочисленных кухонных приблуд, среди которых была даже огромная кофе-машина, которой почти никогда не пользовались, потому что вечно забывали покупать специальные картриджи.
— О, наконец-то! Мои маленькие сони! — Миссис Дурсль, она же Маргарет, она же Мамочка Марго, как назывался ее профиль в инстаграме, повернулась к дочерям и ласково улыбнулась. — С днем рождения, мои маленькие принцессы! Дайте я вас поцелую!
Она приблизилась и загребла дочек в нежные объятья, испачкав их кофточки в крошках печенья.
— Пеку ваш любимый банановый чизкейк. Поможете мамочке?
— Ну ма…
Не успела Петуния договорить, как на пороге огромной кухни-столовой появился их отец, Дадли Дурсль. Плотный высокий мужчина с короткой шеей и маленькими голубыми глазками только своим подчиненным на работе казался злыднем. Дома же все знали его как самого доброго на свете мужчину. Он надевал маленькие очки при чтении газет и сейчас забыл их снять. Все еще пребывая в серой полосатой шелковой пижаме, мужчина выглядел, как кресло, которое превратили в человека, мягкого, большого и будто плюшевого.
— Сегодня мои цветики, — он часто называл так девочек, ведь обе были названы в честь цветов, — не притронутся к посуде. Только если захотят поесть.
— Ура! Спасибо, па!
Дочери прыгнули в раскрытые объятья отца. Миссис Дурсль лишь цокнула, вернувшись к уборке разбитого стакана.
— На счастье, — заметил мистер Дурсль и подмигнул красавице-жене.
Маргарет Дурсль и впрямь была красивой. Все говорили, что в ее жилах помимо английской крови течет еще и какая-то восточная: бледная кожа без изъянов будто светилась здоровьем, маленький носик был чуть приплюснут, а пухлые губы всегда были собраны в "уточку" и накрашенные красной помадой походили на цветок. Она была миниатюрной и невысокой, что становилось еще заметнее на фоне мужа. Светло-карие глаза женщина часто прятала под цветными линзами, когда снимала видео и сторисы, а каштановые волосы осветляла до золотистого блонда, чтобы не выделяться среди белокурой семьи.
По счастью, обе дочки, хоть и не стопроцентные близняшки, были больше похожи на мать, чем на отца. Единственное, что они умудрились унаследовать от Дадли Дурсля — это белокурые волосы и светло-голубые глаза. У Петунии оттенок радужки был ближе к серому, а сам взгляд всегда казался безразлично-сонным, а Магнолия чуть поплотнее сестры, но пока это было не особо заметно. Марго справедливо предполагала, что позже дочка начнет развиваться быстрее субтильной Петунии, и тогда разница в телосложении проявится ярче. Сама Маргарет, помня подростковый возраст, отмечала, что очень долго не росла и отстала от всех девчонок в классе, когда как Дадли рассказывал, что в тринадцать уже был выше и шире матери.