Певец из Кастагвардии (Онд - 2)
Шрифт:
Каспар высунул голову из котла, насколько это было возможно, чтобы разглядеть чудовище. Он скривился от отвращения: это была белобрюхая мертвая ящерица с шестью ногами и кривым рогом на морде. Размером она равнялась с хорошим оленем.
– У нас гости, - предупредил Элергиан, и юноши тут же перешли на бельбидийский язык, чтобы не показаться Каспару неучтивыми.
– Вы становитесь все храбрее - или все глупее, мои охотники, - ласково пожурил их старик.
– Нападать на такую большую особь слишком опасно.
Он обращался с охотниками немного свысока и очень дружелюбно; по беспокойству в его голосе
– Да нет, не становимся! Он был уже дохлый.
– Уже дохлый?
– Старик недоверчиво взглянул на ящера.
– Ну да. Ты посмотри! На нем же нет следов от наших копий!
– Все назад! Может быть, он только спит, - скомандовал Элергиан, выхватывая у одного из охотников длинный нож.
Но жабоед не выказал ни малейших признаков жизни, когда маг проткнул ему горло ножом. Элергиан успокоился. Охотники подняли ящера, чьи короткие лапы болтались, как у дохлого крота, и Каспар взглянул на его выпуклые мутные глаза, сочившиеся кровью. Он невольно содрогнулся.
– Несите его в дальнюю комнату, - приказал маг.
– Сегодня у нас будет праздник.
Элергиан, сияя, пошел за молодыми людьми, с трудом тащившими мертвую рептилию. Хвост ее свисал и волочился по плитам.
Все еще плещась в тазу, Трог скулил, взывая о пощаде. А вот Рунке понравилось купаться. Она лакала серебристую жидкость и брызгалась, как ребенок.
Каспар уже начал волноваться, что скоро совсем размокнет. Кожа у него на ладонях и на ступнях побелела и сморщилась. Но от мыслей о себе его отвлек процесс разделки жабоеда. Восемь человек не без труда уложили рептилию брюхом вверх. Маг в изгнании, бормоча заклинания и производя кривым длинным ножом какие-то ритуальные движения, сделал первый разрез на белом брюхе ящера. Кожа разошлась, заблестели темные внутренности. Охотники смотрели с интересом, как будто при них открывали раковину устрицы, ища жемчужины. Потом дружно выдохнули с облегчением, а Элергиан довольным голосом потребовал золотое блюдо.
– Осторожно, теперь очень осторожно, - приговаривал он, когда охотники подставляли под жабоеда большое блюдо. Он аккуратно разрезал ножом кровавые кишки, пальцы мага ищуще шарили между темными органами.
– Нашел! воскликнул он радостно.
– Рейна! Помогай!
Беременная женщина поспешила к нему, сияя улыбкой взамен своего обычного встревоженного выражения лица. Она протянула руки, принимая на ладони вздутый темный пузырь. Вместе с магом они бережно опустили его на блюдо.
– Он переполнен и готов прорваться, - предупредил Элергиан.
Они с Рейной осторожно водрузили блюдо на плиту алтаря у стены, где маг зазвякал чем-то. Каспар пораженно смотрел, как он снова идет к туше, неся несколько крюкообразных инструментов. На лице у него было выражение мрачной решимости. Сжав зубы, Элергиан начал кромсать и копаться в плоти ящера, запачкав руки до локтей темной кровью.
– Оно зацепилось за позвоночник, - пыхтел он недовольно.
Еще несколько усилий - и маг наконец вытащил наружу то, что так старательно искал. Это был пузырь поменьше, ядовито-зеленого цвета. Элергиан уложил его на другое блюдо.
– Нам повезло с жабоедом. Похоже, он умер от обжорства. Никогда не видел такого полного желудка.
Он
– Если бы он прорвался на этой стадии, все, кто находится в этой комнате, потеряли бы от вони сознание на целую неделю. Но эта штука стоит больше, чем все здешние одежки. В тысячу раз больше.
Каспар был немало впечатлен. Одежды, о которых говорил маг, казались шелковыми, а шелк стоил дорого. Да еще таких красивых цветов...
– Вы имеете в виду, что все прекрасные краски делаются из жабьего яда?
Элергиан закивал.
– Ну, конечно, не без помощи некоторых добавок. Но получается хорошо, не так ли? Жаба выплескивает свои чернила за секунду, и чтобы набрать столько, потребовались бы годы. Кроме того, в их яде содержится и еще одно вещество, то самое, которое воняет. Но наш добрый друг жабоед переваривает жабу, и чернила для краски выделяются в один его желудок, а яд - в другой. В этой стране я мог бы продать желудочек с ядом по цене небольшого королевства. Яд совершенно смертелен, но мы открыли, что, если его варить и очищать с помощью специальных трав, ядовитость выпаривается. И мы по капельке получаем триночницу.
Каспар поперхнулся воздухом от изумления.
– Но это же просто история! Триночницы не бывает! Перрен, сидевший у стены, как будто проснулся.
– Э, кто тут сказал про историю? Сейчас будет история?
– Нет тут никакой истории.
– Элергиан махнул рукой на ряды серебряных сосудов по полкам.
– Триночница - могущественное средство, оно исцеляет даже самые глубокие раны. Известно, что помогает даже против чумы. Но на триночнице я заработал бы вдесятеро меньше, чем на торговле необработанным ядом. Каждый день ко мне приходят заказы. Но...
– Понятно, совесть не позволяет, - понимающе закивал Каспар.
– В основном это совесть Рейны, - засмеялся маг.
– Ага, наконец ты мне поверил! Вообще-то в Кабаллане никто не верит в подобные чудеса, и мне или супругу Рейны, Каликсу, раз в несколько лет приходится плавать за Алмазные моря, чтобы продать свой товар. Конечно, красками мы торгуем повсюду, их покупают даже в Ориаксии и так далее.
– Он помахал рукой туда-сюда, подразумевая многие неведомые страны.
– Сейчас Калике как раз уехал с новой партией. Его нет уже месяц.
Рейна взглянула на свой вздутый живот и тихо вздохнула. Маг взглянул на нее с тем же выражением, что и на охотников. Она слишком стара, чтобы носить ребенка, снова подумал Каспар. Приглядевшись к лицам девушек и девочек, он понял, что, должно быть, они все дочери Рейны.
– Я каждый день купаюсь в триночнице, чтобы она дала мне сил выносить ребенка и уничтожить проклятие.
– В глазах беременной женщины блеснула надежда. Она смотрела на серебряную гладь котла, как в окно в неизвестность.
– Что же, юноша, я полагаю, довольно с тебя. Вылезай, теперь вам нужно выпить триночницы, и вы трижды впадете в глубокий сон. Это единственный способ одолеть яд, который, хотя и действует медленно, уже начал свою работу. Он попадает внутрь через кожу и всасывается в кровь. Ваша смерть была бы ужасна, потому что яд клокотал бы в самом горле. Это отвратительная смерть.