Певец из Кастагвардии
Шрифт:
– Предающий своих друзей предает весь мир, – пророкотал Перрен. – Найди волчонка. Она плачет о тебе.
– Плачет обо мне?
Каспар лихорадочно нащупал руну волка в кармане, костяную пластинку, данную ему Морригвэн. Он очень испугался за Рунку.
– Она – выше по течению от колодца, сидит и воет, призывая тебя. Зовет тебя в час нужды.
Каспар вскочил на ноги и схватил лук. Он двинулся к двери, за ним тут же засеменил лёсик и затопал горовик. Урсула испуганно вскрикнула.
– Господин, ведь ты не уйдешь без меня?
Каспар остановился как вкопанный.
– Но ты больше не рабыня, дитя, – заверила ее Рейна. – Смотри, триночница вытравила с твоей кожи черный крест. – Она пригляделась и подняла брови: – Но остальные татуировки, цветные, они почему-то остались! Должно быть, ты родилась с ними.
– Я никогда не буду свободной. У меня нет ни дома, ни страны, которую я могла бы назвать родиной, – печально отозвалась девушка. – Даже имени у меня нет. Я, наверное, никто…
– Твое сердце всегда знало, что это не так, – мягко сказал Каспар, беря Урсулу за руки. – Но пока ты останешься здесь. Сердце твое окрепло, но тело еще слабо.
Она крепко сжала его пальцы.
– Но ведь ты вернешься за мной? Обещай, что вернешься!
– Конечно же. Пригляди в мое отсутствие за Ланой и за Огнебоем.
Девушка радостно улыбнулась, благодаря за доверие. Каспар долгим взглядом посмотрел ей в глаза, потом развернулся к двери.
Рейна вложила ему в руку маленький пузырек.
– Это остатки триночницы. Расходуй ее бережно. И спаси волка; только любовь к волку в людских сердцах сможет разрушить проклятие, довлеющее надо мной.
Каспар кивнул. Элергиан потянул его за рукав.
– Ты не выйдешь обратно через канал. Если его еще не затопили, там полно солдат и инженеров.
Рейна согласилась, но горячо заспорила с магом о том, какой тайный выход нужно использовать Каспару.
– Я могу вывести тебя через дальнюю комнату, – предложил Перрен.
– Но там тупик, – хором отозвались Каспар и маг. Перрен пожал квадратными плечами.
– Такие великие колдуны должны знать – не все то камень, что выглядит как камень. Горовик зашагал вперед, и Каспар поспешил за ним, ничего не понимая. Он нес один из факелов, которые Рейна сделала из сухих птичьих гнезд. За ними вприпрыжку бежал Папоротник.
В зале с колодцем Перрен, как обычно, погрузил руку в воду и с удовольствием облизал пальцы. За этой комнатой имелась еще одна, маленькая, с почти необработанными каменными стенами. Из нее больше не вело дверей.
Каспар глубоко вдохнул, собираясь сообщить об этом, но его опередил Папоротник. Он громко высказался насчет разума горовиков.
– И ты мне не веришь, что волк был в городе? – Острым пальчиком он ткнул Каспара в грудь. – Ты веришь кому угодно, даже говорящей груде камней, только не мне!
– Довольно, довольно, – миролюбиво пророкотал Перрен и извлек из кармана кусок корешка.
Лёсик выхватил его и засунул
– Корешок вкусный, но это не отменяет факта, что стена есть стена. – И он пнул твердый камень ногой.
Каспар поднес факел поближе. В самом деле, камень был Цельный и несокрушимый.
Перрен гулко расхохотался.
– Сейчас увидите.
И горовик принялся петь на незнакомом языке, который Каспар однажды уже слышал в пещере горовиков. Песня не была красивой и мелодичной. Скорее она напоминала камнепад. Перрен пел все громче, юноша и лёсик оба зажали уши руками. Наконец ужасное пение оборвалось. Папоротник запыхтел с облегчением.
Горовик сердито взглянул на него и снова повернулся к стене.
– Просыпайся! – крикнул он раздраженно. – Давай вставай! Дай нам пройти!
Он изо всех сил пнул скалу, и Каспар подумал, что сейчас он замычит от боли, – но вместо этого застонала и заворочалась скала. Она вздыхала, как старик, которого поднимают с постели. Перрен снова пнул камень, еще сильнее.
– Ну же, шевелись! Пропусти меня!
Каспар отшатнулся. Камень ворочался у него глазах, приобретая вид огромного горовика, обросшего мхом и корнями.
– Я глубоко спал, юноша, – заворчал он. – Пять сотен лет я спал, и вот приходит какая-то молодежь и требует, чтобы я шевелился. Никакого почтения! Где ваши манеры, молодежь? И что вы тут вообще делаете? Ты слишком молод, чтобы разгуливать где попало. Твоим родителям должно быть стыдно отпускать далеко такого юнца.
– Юнца! – разозлился Перрен, снова пиная скалу. – Ладно, пропусти меня.
– Я теперь никогда не засну, – продолжал негодовать старый горовик. – И всегда одно и то же! Стоит только задремать… Молодежь только о себе думает! И зачем вы принесли сюда противный свет, кусок солнца в моей спальне? Это настоящая наглость. Я никогда не двигаюсь с места ради существ с поверхности. Никогда! А когда я говорю «никогда», я имею в виду с тех пор, как мир весь пылал и камни плавились. Я хорошо помню то время. Камни до сих пор хранят тепло.
– О да, мудрый горовик, конечно, ты помнишь, – торопливо сказал Каспар. – Пожалуйста, извини, что мы тебя разбудили. Нам правда очень нужно наружу, иначе мы никогда не стали бы тебя тревожить.
Перрен согласно кивнул и пустился в разъяснение на языке горовиков. Старик дернулся, едва не раздавив Каспара.
– Друидское Яйцо! Сам Некронд! Мы всегда считали, что друиды глупцы. Большие глупцы! Они положили все яйца в одну корзину; ведь так говорят у вас, наверху?
– У нас, оленей, так никогда не говорят, – помотал головой Папоротник. – Иногда мы говорим, что олень больше оленихи. А еще – ветер с востока, волки с запада, надобно бежать со всех ног. А еще я слышал – ранняя весна, ранние охотники. Вот и все.