Певец революционной эпохи
Шрифт:
Снова мы убеждаемся: духовная, нравственная цельность героев романа не однолинейная, а сложная цельность. Разные качества соединяются в их характерах, и автор напоминает об этом в одном из отступлений, характеризуя все поколение молодежи военных лет с его мечтательностью и действенностью, любовью к добру и беспощадностью, признанием радостей земных и самоограничением. В романе более ста персонажей. Все они из этого самого поколения. Но каждый из них своеобразен: рядом с горячим Сережей Тюлениным подтянутый, волевой Иван Туркенич, очень наивный Радик Юркин, чуть смешной со своими официально-серьезными речами Жора Арутюнянц и многие другие. Борьба спаяла их в единый сражающийся коллектив, каждый старался отдать максимум сил и умения той цеди, ради которой они пошли
Работая над "Молодой гвардией", Фадеев тогда еще очень мало знал о тех, кто руководил всей патриотической борьбой в Краснодоне. Подпольная партийная организация города была столь тщательно законспирирована, что о ее деятельности в подробностях стало известно лишь в 1947 году. Писатель считал, что молодежь одна, без старших, сумела развернуть и успешно осуществлять боевую деятельность, и нашел этому убедительное объяснение: сам строй социалистической жизни вооружил молодогвардейцев нравственными и практическими свойствами, которые помогли им самостоятельно действовать в трудную годину. Такая коллизия вполне правомерна, и неверно, как это иногда делалось, считать первую редакцию романа искажением жизни на том основании, что в ней недостаточно показана деятельность партийной организации, большевиков старшего поколения. Неверна, впрочем, и другая точка зрения, согласно которой вторая редакция, где художественно раскрыта роль коммунистов, будто бы означала шаг назад, была написана автором "под принуждением". Нельзя не считаться с двумя объективными обстоятельствами.
Во-первых, сосредоточивая внимание на молодых героях, Фадеев не оставил намерения дать общую картину народной войны. Не имея достаточного материала, он, однако, и в первой редакции считал необходимым изобразить представителей большевистской гвардии. На страницах книги нашлось достойное место для родителей комсомольцев, рабочих, солдат, красноармейцев. Да и сами комсомольцы - не люди без роду и племени. В уже упоминавшемся выступлении на собрании прозаиков Фадеев говорил: "...Я не ставил цели дать историю Молодой гвардии, а хотел показать советского человека в оккупации - в аспекте молодежном, через молодежь, но дать разрез общества всего и - молодежь как будущее этого общества, как первый показатель его несомненного торжества".
Во-вторых, документы опровергают домысел насчет "принуждения", которому якобы подвергся Фадеев. Конечно, ему нелегко было воспринять критику, обращенную в адрес романа в 1947 году, тем более что она была чрезмерно резкой и не во всем справедливой (например, "Молодую гвардию" напрасно упрекали за картины отступления и эвакуации в начале войны). Однако он не мог не согласиться с тем, что роль партийной организации не была показана в романе с должной достоверностью. Фадеев заявлял об этом не только на официальных собраниях и в печати, но и во многих письмах, не предназначенных для публикации. Об истинной его позиции свидетельствуют и записные книжки. В них содержится множество наметок линий, которые должны были воссоздать действие большевистского подполья, анализируется ход, движущие силы, особенности антифашистской борьбы.
Эти записи дают возможность не только заглянуть в творческую лабораторию художника, но и понять эволюцию его эстетических позиций. Фадеев не собирался ослаблять романтического звучания своего произведения, однако считал нужным внести в "Молодую гвардию" интонации, которые оказались в ней несколько приглушенными. Романтическая приподнятость повествования помогла автору передать красоту души юных патриотов, их благородство и героичность, но ему не удалось показать те конкретности жизни, которые он считал не самыми существенными, но реально существующими. Фадеев невольно упускал "механику" организации воспетых им партизанских сил. Размышляя на заседании секретариата Правления Союза писателей СССР о случившемся с романом, он коснулся и специфики своей творческой работы: "По-видимому, я увлекся. Я увлекся молодостью, видя в ней и настоящее, и прошедшее, и будущее. И потерял чувство пропорции. И получилось объективно так, что чисто лирическое начало заслонило все остальное. Видимо,
При переработке романа его композиция не перестраивалась коренным образом, образы молодогвардейцев не подвергались существенным изменениям. Фадеев написал и органично включил в текст эпизоды и главы, показывающие большевиков старшего поколения в практической работе, во взаимоотношениях друг с другом и с молодежью. В первой редакции действовали только Шульга и Валько, люди честные, смелые, по утратившие связь с массами, быстро проваливающиеся. Во второй редакции большую роль играют умелые организаторы Лютиков и Проценко. На образе Лютикова все же есть налет некоторой холодности. Проценко же и его жена выписаны очень эмоционально, они - из галереи цельных и духовно богатых людей, которых предвещали большевики предыдущего незавершенного романа Фадеева и которые узнаются в юном поколении молодогвардейцев, воспитанных социализмом. Разумеется, возраст, опыт жизни отличает их от этой молодежи, но знанием сложности этой жизни, а не скептическим к ней отношением - уделом дряхлых духом, разуверившихся или озлобленных.
Тех, кем движет лютая злоба, страсть к насилию и разрушению, Фадеев тоже изобразил. Как и в других своих произведениях, он развенчивает врагов морально, показывая не только их поступки, но и их внутреннюю пустоту и омерзительность. По-прежнему пользуется писатель приемом резко контрастного противопоставления положительных и отрицательных персонажей. Новое для него - сатирическое изображение фальшивых людишек, чему служат соответствующие художественные средства: убийственный сарказм, гротеск, иронически звучащие эпитеты и метафоры.
Фашистским солдатам и офицерам, немецким холуям Фадеев отказывает в каких бы то ни было проблесках человечности. Как и Пташка ("Последний из удэге"), жители Краснодона относятся к врагу с презрением и отвращением, а не со страхом. Барон-генерал, кичившийся своей "культурностью", не умел пристойно вести себя, он не стеснялся "громко отрыгивать пищу после еды, а если он находился один в своей комнате, он выпускал дурной воздух из кишечника...". Немецкий адъютант был для Марины "не только не человек, а даже не скотина. Она брезговала им, как брезгают в нашем народе лягушками, ящерицами, тритонами". Скоты, думающие лишь о своей шкуре, о своем ненасытном брюхе, - бывший кулак, ныне фашистский полицай Фомин и таившийся до времени накопитель, теперь бургомистр Стеценко.
Психологически сложнее образы молодых людей, духовно сломившихся в жестоких испытаниях. Их, как видно на примере Стаховича, губят болезни прошлого, ждавшие благоприятного момента для своего проявления. Создавая этот образ, писатель бичевал опаснейшие пороки: крайний субъективизм, себялюбие, тщеславие, трусость. Случилось так, что в течение многих лет один из активных молодогвардейцев Виктор Третьякевич (с ним читатели соотносили образ Стаховича), считался изменником. Его оклеветал фашистский прислужник, некий Кулешов. В 1960 году в руки правосудия попал один из бывших полицаев, признавшийся, что молодогвардейцев предал Геннадий Почепцов, мерзкий трус, проникший в "Молодую гвардию". Справедливость восторжествовала, народ узнал о том, как храбро сражался комсомолец Виктор Третьякевич, как мужественно держался он во время пыток. Когда его подвели к шурфу шахты, чтобы расстрелять, он кинулся на гестаповца. Фашисты живым столкнули его в восьмидесятиметровый колодец.
Время показало, как прав был Фадеев, изменив в данном случае фамилию реального человека: писатель следовал своей главной цели - не просто фиксировать события, но художественно обобщать жизнь.
Этот принцип последовательно выдержан в романе. Некоторые действительные факты в нем изменены, передвинуты во времени, здесь немало художественного домысла, особенно тогда, когда описываются мысли и переживания персонажей.
"Я писал не подлинную историю молодогвардейцев, а роман, - говорил Фадеев, - который не только допускает, а даже предполагает художественный вымысел".