Пейтон-Плейс
Шрифт:
— Да, — сказал Тед.
В гостиной Гармон в очередной раз встряхнул газету.
— Ну, — сказала Роберта, — и сколько еще она планирует оставаться там и занимать место, которое мог бы занять действительно больной человек?
— Я думаю, пока доктор Свейн не скажет, что она может идти домой, — резко ответил Тед.
— Теодор!
— Да, Па?
— Изволь выражаться прилично, когда разговариваешь с матерью.
— Я и выражался прилично, я ответил на ее вопрос.
— Но каким тоном, Тед, — сказала Роберта. — Мне совсем не все равно, как ты разговариваешь.
— Какая глупость, —
— Селена не потаскушка, — спокойно сказал Тед. — И, ты это знаешь.
Гармон действительно знал это, но его взбесило, что сын сказал ему, что он это знает.
— Черт возьми! — проорал он, встал и подошел к дверям между гостиной и кухней. — Я говорил тебе, чтобы ты разговаривал прилично. Иди в свою комнату и оставайся там, пока не научишься следить за своей речью.
Тед закончил заворачивать коробку и ничего не ответил отцу.
— Ты не слышал, что сказал твой отец, Тед? — спросила Роберта. — Он сказал, чтобы ты отправлялся в свою комнату. Твой маленький друг выживет, если не увидит тебя сегодня.
Тед встал, расстегнул зиппер на брюках и заправил рубашку. Он по-прежнему ничего не отвечал.
— Ты слышал меня? — рявкнул Гармон.
— Да, Па, — сказал Тед и взял коробку с конфетами. — Я слышал тебя.
— Ну? — Гармон произнес это подчеркнуто угрожающим тоном — Ну? — потребовал он, растягивая слово.
Тед спокойно открыл дверь, ведущую на задний двор.
— Спокойной ночи, Па, — сказал он. — Пока, мама.
Какое-то время после того, как дверь за их сыном мягко закрылась, Роберта и Гармон просто стояли и смотрели друг на друга. Потом Роберта вытащила руки из воды, в которой мыла посуду и, не вытирая их, села на табуретку и заплакала. Гармон швырнул газету на пол и с силой стукнул кулаком о раскрытую ладонь.
— Наглый, — сказал он. — Вот что это такое. Он просто наглый.
— После всего, что мы ему дали. Хорошее, достойное воспитание, приличный дом, — да все.
— В будущем — высшее образование, — подхватил Гармон. — Любой парень ухватился бы за такой шанс.
Гармон Картер закончил восемь классов в начальной школе и отучился еще два года в средней, прежде чем пойти работать на фабрику.
— Я не собираюсь обливаться потом на фабрике, чтобы дать ему образование, если он будет так себя вести, — сказал Гармон.
Картер не обливался потом на фабрике. Он был бухгалтером, и если когда-то и покрывался легкой испариной, так это, когда молоденькая секретарша наклонялась над его столом, чтобы задать какой-нибудь вопрос.
Насчет денег на образование сыну ему тоже не приходилось беспокоиться. Деньги лежали в городском банке со дня рождения Теда. То есть они лежали там еще с тех пор, когда Гармон не был женат на Роберте.
— У него есть все, — всхлипывала Роберта, вытирая мокрые руки о фартук.
В каком-то смысле это действительно было так. И хотя Картеры не жили на Каштановой улице, считая, что для бухгалтера с фабрики было бы слишком — жить на одной улице с Лесли Харрингтоном, тем не менее они жили в очень хорошем доме и у них были вполне достойные соседи. Их дом стоял в двух кварталах от школ, на Кленовой улице, которая считалась «второй лучшей» улицей Пейтон-Плейс. Они жили в
— Я никогда его ни о чем не просила, — сморкаясь, сказала Роберта. — Когда он работал, я никогда не брала у него денег за питание, хотя он буквально настаивал на том, чтобы я брала часть его зарплаты. Кроме того, чтобы он оставил Селену Кросс, я никогда его ни о чем не просила, и он не может сделать даже этого. После всего, что мы для него сделали.
Все, что Роберта и Гармон сделали для Теда, было сделано ими для самих себя еще до его появления на свет. Долгое время в Пейтон-Плейс не утихали разговоры о том, что сделали для себя Роберта и Гармон, и даже теперь, по прошествии стольких лет, еще были те, кто вспоминал и говорил.
Чтобы поднять себя из разряда простых фабричных рабочих, Роберта и Гармон совершили большое и трудное восхождение. Дом на Каштановой улице, счет в банке, хорошая машина, меховая шуба для Роберты, солидные, золотые карманные часы для Гармона, — чтобы достичь всего этого, потребовалось немало времени и жертв, Многие рабочие на то, чтобы приобрести хотя бы часть того, что имели Картеры к тридцати годам, тратили всю жизнь.
Когда Гармону Картеру исполнилось восемнадцать и он задумал свой план, Роберте было семнадцать, и звали ее Бобби Уэлч. В то время Гармон уже три года, с тех пор как он в пятнадцать лет покинул среднюю школу, работал рассыльным на фабрике. Бобби работала на доктора Джеральда Квимби как секретарь на неполный рабочий день и уборщица. В тот год молодой д-р Мэтью Свейн служил в Ганновере в больнице Тери Хитчкок. Предполагалось, что молодой Свейн, как тогда звали Дока, отработав в Ганновере, вернется в Пейтон-Плейс и будет работать в офисе старого доктора Джеральда Квимби. Старому Квимби тогда уже было семьдесят четыре года, и он очень нуждался в молодом помощнике.
Бобби и Гармон встречались, и было понятно, что они поженятся, как только Гармон получит повышение и из рассыльного превратится в клерка. Молодые люди прогуливались вместе или проводили вечера, сидя на увитой виноградом террасе Бобби, так как у Гармона не было денег на более дорогие развлечения. Они обсуждали друг с другом работу, и Гармон часто смеялся над старым Квимби и над тем, насколько он во всем зависит от Бобби. В один прекрасный вечер он перестал над этим смеяться и тогда же задумал свой великий план. Гармон осторожно, так чтобы не напугать Бобби дерзостью своего замысла, посвятил ее в свой план. Для начала он пробудил в ней недовольство тем будущим, которое ждало их впереди. Гармон особенно подчеркнул постоянную нехватку денег, которая сопровождала их жизнь, жизнь их родителей, бабушек и дедушек.