Пиар по-старорусски
Шрифт:
– А в завершение, – орала Рух, – так сказать, на сладкое, фигура моего собственного изобретения. Называется «Пляска палого листа на осеннем ветре». Сокращённо – ПЛОВ. Первое П – сдвоенное.
Простомир и Киря ничего не успели ответить ненормальной птице. Она действительно закувыркалась в воздухе, словно оторванный от дерева сухой лист, кидаемый в разные стороны неласковым осенним ветром. Седоки буквально окостенели от обуявшей их жути. Они не свалились со спины птицы только потому, что их руки и ноги были сведены жесточайшей судорогой и никакая сила не смогла бы их сейчас разжать. А птица Рух, казалось, не замечала состояния седоков и весело металась в воздухе –
Простомир и Киря с трудом перевели дух. Неужели действительно всё? И они ещё живы? Киря украдкой выгребал с птичьего загривка остатки каши и скидывал вниз, а Простомир тихо радовался, что выдержал эту пытку и не дал обет отказа от чародейства. А морской болезнью он не страдал – то ли от природы был крепок, то ли, скорее, применил волшебство, укрепляющее желудок.
– Курица ты безмозглая, – дрожащим голосом сказал Киря, – ладно, тебе на наши юные жизни наплевать. А о своей еде ты подумала? А если бы мы короба с мясом уронили – как бы ты наверх вылетела? Силушки-то не хватило бы.
Птица на мгновение задумалась.
– Действительно, что-то я сплоховала, – и тут же забеспокоилась, – надеюсь, всё на месте?
– Только о еде и думаешь, – упрекнул её Простомир, – а о нас даже не побеспокоилась.
– А чего о вас беспокоиться? – резонно заметила птица. – Если вы меня сейчас ругаете, значит, на месте.
Простомир не нашёлся, что ответить. Да и не до этого сейчас. После сеанса высшего пилотажа он еле пришёл в себя и не хотел, чтобы птица заметила, как он был напуган. Ещё чего не хватало – терять лицо перед курицей-переростком!
Теперь они летели обычно, без выкрутасов. Встречный беркут, который издали видел их кульбиты, как показалось Кире, посмотрел на них недоумённо и даже вроде бы покрутил правым крылом у виска. Мол, сдурели совсем, высший пилотаж здесь устраивать…
Вскоре начались сбои. Подъём замедлился. Усталость птицы дала о себе знать.
– Не хватает тяги, – сказала Рух. – Включить дополнительное питание.
Одна из банок уже была вытащена из посоха и лежала у Простомира на коленях. Он быстро открыл её и опрокинул содержимое не в птичий клюв, а прямо на перья.
– Тьфу ты, вон незадача! – огорчился Простомир.
– Питание давай, говорю! – закричала птица. – Тяга катастрофически падает!
Киря моментально сгрёб мясо с птичьей спины и крикнул:
– Башку свою вбок поверни, дура! Куда питание-то бросать?!
Птица послушно повернула голову направо и раскрыла пасть. Киря ловко закинул туда тушёную говядину. Птица благодарно зачавкала и подъём возобновился. Через некоторое время кормёжку повторили. Седоки приноровились: Простомир открывал банки и вываливал их содержимое в подставленные Кирины ладони. А тот здорово наловчился закидывать тушёнку в пасть птицы Рух. А та, похоже, уже чувствовала, когда ей будет предложена очередная порция питания и без надобности головой не вертела. Киря с грустью подумал, что похоже, эта проклятая Рух сожрёт всю тушёнку ещё до подъёма на поверхность. «Может, начать её чипсами кормить»? – подумал Киря, но тут же поймал на себе
Наконец прошли облака и где-то далеко вверху показался край Прорвы. Киря было обрадовался, но оказалось, что тушёнка кончилась. На загривке птицы Рух возвышалась целая горка пустых консервных банок. Почти все – из-под говяжьей тушёнки и две почему из-под свиной. Простомир перевернул посох и постучал по затылку птицы – авось застряла там ещё одна банка (в посохе, конечно, а не в голове). Но посох был пуст.
– Открывай чипсы, Киря, – устало сказал Простомир.
Он, похоже, тоже хотел принести с собой в Новоград если не тушёнку, то хотя бы это хрустящее олбанское лакомство. Но, видно, не судьба. Киря открыл картонные коробки и принялся зубами рвать блестящие пачки. Содержимое нескольких упаковок собирал в одну большую кучу, и пахнущую беконом еду скармливали птице Рух. А та, казалось, совсем не замечала, что её кормят не мясом, а непонятно чем. Подъём продолжался. Когда до края оставалось совсем рукой подать, птица съела последнюю пачку чипсов. Путешествие в Прорву завершилось.
Птица высадила седоков рядом с терпеливо дожидавшейся их Савраской и без сил повалилась на траву. Простомир велел Кире достать из поклажи овса и сварить для уставшей птички кашу. Варево обильно приправили постным маслом. Рух съела всё, что сварил Киря, и стала понемногу приходить в себя. Посмотрела на людей строго:
– А ведь не той пищей вы меня кормили, не той!
– То есть как…
– То есть так, что сначала мясом кормили. Ничего плохого не скажу, нормальное мясо было. А под конец пути какой-то дрянью. Бумагой, что ли, в которую когда-то жаркое заворачивали? Теперь точно изжога пару дней будет мучить.
Простомир и Киря пристыженно молчали.
– Но за что я вас хвалю, так за то, что легенде следовали верно. Сильно хвалю. Что, обратно мясо приставить надо?
– О чём ты? – удивился Простомир.
– Как о чём? В легенде чётко сказано: как поднимаю я путешественников из Прорвы на белый свет, кормят они меня мясом, а как мяса не хватает, отрезают от себя куски и мне дают, чтобы долетела я до поверхности. Эту легенду все наши хорошо знают. А я вот учуяла, что последние две порции мяса были не такие, как начальные. Сначала ведь вы меня коровьим мясом кормили, а потом – другим. Значит, человечиной. Я этот вкус хорошо знаю.
Простомир подошёл к груде пустых банок и выбрал из неё две последние:
– Вот, смотри. Свинина это была. А вот насчёт того, что ты вкус человечины знаешь, я с тебя спрошу. Чем ты во время, свободное от выполнения обета, занимаешься!
Он вдруг как-то сразу изменился, пострашнел. Глаза загорелись фанатичным блеском, голос зазвенел сталью:
– А ну! Смотреть в глаза! Отвечать быстро, кратко и честно! И по существу! А не то! В лагерную пыль! Сотру!
– Опаньки, – испугалась птица, – как это я оплошала! Простомир, клянусь, я ни при чём. Это было всего лишь предположение!
Простомир, взяв себя в руки, решил не раздувать ссору. Птичка ещё может пригодиться. Мало ли, кто кого ест. Вон, Баба-яга, тоже, говорят… Однако очень даже нужная дама… порой бывает. Поэтому он лишь сказал как ни в чём не бывало:
– Да? Хорошо. Ты это… смотри у меня.
– Ну ладно, я, может, пойду? – робко спросила птица.
– Иди, иди…
Но птица не уходила, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну, что тебе ещё?
– Да это… Я вроде как насчёт обета узнать.