Пиф-паф, прекрасная маркиза!
Шрифт:
– Такой… бородатый. С крестом на груди. И вроде как в рясе. Во всяком случае, в черном.
Про рясу она специально придумала, чтобы сторож уверился, что интересующий Василису человек имеет какое-то отношение к церкви.
И сторож попался на уловку.
– Если в рясе, стало быть, священник, – важно подтвердил он. – Но не было у нас никого. А ты где же его видела?
– У бабушки.
– А кто твоя бабушка?
Василиса ответила. Но сторож был человеком новым, в Карповке он возник одновременно с возводимым в поселке храмом, так что имя старожилки Нины Кузьминичны ровным счетом ничего ему не говорило.
– Не знаю такой, – покачал
– Куда там. До калитки едва доходит.
– Сама бы привела, – укоризненно сказал сторож. – Старому человеку в храме побывать – большая для души польза.
– Она дома молится.
– Дома одни староверы молятся да протестанты. Да и те по воскресеньям вместе собираются.
Сторож еще долго рассуждал, как нужно вести себя людям, чтобы оказаться достойными царствия небесного. Получалось что-то очень уж скучно и муторно. Надо было все время молиться, поститься, время проводить в размышлениях о Боге или в крайнем случае можно было трудиться, но опять же не ради обогащения или пропитания, а во славу Божью. Жить так, может, для души было и полезно, но вроде как на строгой диете.
Василиса быстро заскучала с таким собеседником. Она бы с радостью удрала, но сторож стоял так, что перегораживал ей выход. Василиса уже поняла, что сторож не видел никакого бородатого мужика от Прохора Кузьмича, а потому потихоньку начала отступать, надеясь как-нибудь улучить момент и протиснуться мимо сторожа. Но сторож ее телодвижений не понимал. Он относился к породе тех редкостных зануд, которые слышат только самих себя и способны даже самое благое дело превратить в сущую каторгу.
Он стоял в дверях и все зудел и зудел, что молодежь нынче совсем распустилась, что нравы нынче совсем развратные, что молодежь только и думает, что о развлечениях непотребных, а больше ни о чем. От нечего делать Василиса стала разглядывать иконы. Внезапно внимание ее привлекла икона, на которой был изображен маленький, седенький и сгорбленный старичок. Лицо его с каким-то особенным лучистым взглядом было добрым и всепрощающим. Рядом с ним был нарисован большой бурый медведь, доверчиво берущий еду из рук святого.
Василиса внимательно разглядела и икону, и святого. А потом перевела взгляд на соседнюю, где в полный рост стоял совсем другой святой – высокий старец с пронзительным и строгим взглядом.
– А почему у этого дедушки крест на груди другой? – спросила Василиса, перебив сторожа на середине фразы.
Тот замер, потом обернулся и глянул на икону, привлекшую к себе внимание девушки.
– Эх ты, невежда, – укорил он ее. – Тут Сергий Радонежский изображен. Слышала о таком?
Василиса на всякий случай кивнула головой. Если сказать правду, что не слышала и не знает, сторож, чего доброго, вновь примется ее просвещать. А у нее времени на его лекцию совсем нет. В том, что лекция будет именно такой, Василиса даже не сомневалась.
– Но крест у него другой, чем у этого.
И она указала на святого с медведем.
– Серафим Саровский уже после церковного раскола жил, потому и крест такой, – отвечал ей сторож. – А Сергий Радонежский еще до Куликовской битвы по всей нашей Святой Руси был известен. Он Дмитрию Донскому победу вымолил, а через это и всей Руси от Мамая освобождение. А эта битва, голубушка, задолго до Петра Алексеевича прогремела.
– А кресты у них все-таки почему разные? Они же оба наши православные святые?
Сторож взглянул на нее вроде как даже с жалостью.
– Совсем
Но Василиса не сдавалась:
– А кресты-то почему разные?
– Почему-почему, вот заладила! Разные, и все! Говорю же, изменения были сделаны. И в богослужении, и в молитвах, и в крестном знамении. Раньше-то двумя перстами крестились, а после тремя стали – щепотью, во имя Пресвятой Троицы. Ясно тебе теперь?
Но хитрой Василисе, которая затеяла весь этот разговор со одной-единственной целью, уже удалось ловким маневром так развернуть сторожа, подведя к иконам, что он отступил со стратегически важного направления. И теперь уже не сторож, а сама Василиса оказалась возле дверей храма. Никто больше не преграждал ей путь! И торопливо буркнув прощальные слова, она выскочила из храма, только ее волосы, стянутые на затылке в длинный рыжий хвост, и мелькнули перед глазами ошеломленного сторожа.
– Вот ведь бестия, – пробормотал он. – И чего приходила? Эх, одна маета от этих рыжих.
И он занялся своими делами, совсем выбросив из головы странную визитершу.
Глава 4
Зря спешила Василиса. У тети Светы новостей тоже не было. Она напрасно проторчала на остановке. Никто из водителей не мог припомнить, чтобы увозил из Карповки еле стоящую на ногах старушку с рослым бородатым сопровождающим.
– Значит, не уезжали они на автобусах. Больно уж приметные оба, сели бы в автобус, водитель их обязательно бы запомнил.
– Как же они тогда уехали?
– На попутке! Машин-то нынче сколько развелось.
– В темноте стояли и ловили попутку?
Бабушка и днем-то из дома не выходила, что уж там говорить про темное время суток. Не стала бы она так рисковать даже ради какого-то там Прохора Кузьмича.
– Ну, такси вызвали.
Но Василиса как-то сомневалась. Разве не логичней было бы уехать на рассвете? Переночевать, да и в путь. И ведь бабушка звала ее приехать. Прямо говорила, что должна перед отъездом доверить ей некую тайну. Тогда-то Василиса поняла слова бабушки иносказательно, но теперь ясно, что бабушка говорила буквально. Она не помирать собиралась. Она и впрямь собралась в дальний путь, но перед этим хотела повидать Василису и что-то ей передать.
– Почему же уехала, не простившись? Хоть бы записку оставила! Или знак какой.
Василиса пораскинула мозгами. Если тот бородатый мужик силой увез бабушку, надо поискать какие-то следы. Бабушка всегда учила Василису, что против грубой мужской силы у женщины есть оружие, которое каждой дается при рождении, – хитрость.
– Мужчины против нас что дети. Любого, даже самого умного, ты всегда вокруг пальца обвести сумеешь, рыжая ты лиса.
Волосы у Василисы всегда были длинные, густые и рыжие. В школу бабушка заплетала Василисе две неизменные косы, которые доставляли девочке немало хлопот. Чтобы отучить мальчишек дразниться и дергать себя за косы, Василиса даже научилась драться. И отбивалась от мальчишек с таким успехом, что бабушку пару раз вызывали в школу, подумать только, за драку, которую ее внучка учинила с кем-нибудь из мальчишек! И хорошо, что всегда рядом с Василисой была ее верная подруга Анька.