Пифей. Бортовой дневник античного мореплавателя
Шрифт:
Вечер. Боги не покинули нас. Мы укрыты дождем, туманом и брызгами, а ветер с огромной скоростью увлек нас во Внутренее море. Теперь мы находимся в гостеприимных водах. Столпы, освещенные заходящим солнцем, остались далеко позади.
Приказываю следовать тем же курсом. Мы вернемся в Массалию с ливийским ветром, дождливым Нотом, столь характерным для этого времени года.
Еще не все опасности позади, но этой ночью буду спать спокойней.
Сто шестьдесят второй день путешествия. После бури наступило затишье: тоскливое настроение сменилось надеждой. По моим расчетам, мы находимся на полпути между
Я приказал вставить весла в скалмы. Если дать гребцам волю, они пойдут полным ходом до Массалии. Едва уговорил их подчиняться ритму, задаваемому келевстами. Вскоре должен подняться полуденный ветер. Небо белесое, а со стороны Ливии набегают длинные неторопливые волны.
Сто шестьдесят третий день путешествия. Судя по всему, завтра настанет последний день нашего долгого странствия. Гнева как не бывало, сердце преисполнено радости, ведь мне удалось осуществить самые сокровенные мечты. Что по сравнению с этим слава или богатства?
Надо заплатить моим гребцам и гребцам Эвтимена за все испытанные ими тяготы. Не стану брать причитающейся мне доли наварха, пусть им достанется больше драхм. Мое богатство — не статеры и таланты. Оно — в верных числах, истинном опыте и в воспоминаниях о том, что я видел и описал в своем бортовом дневнике.
Горячий влажный ветер гонит нас к Лакидону. Корабль приведен в порядок. Палуба вымыта. Ложа и матрасы укрыты шкурами и покрывалами. Планширь и акростолий отдраены. Правда, кое-где отвалилось покрытие из смолы, да на свинцовой обшивке висит «борода» из водорослей. Гребцы очистили весла от соли, свернули тросы и уложили их в бухты в виде змей. Бочку с ячменным пивом выбросили в море, и Афанасий громко заявил, что этот варварский напиток не предназначается Посейдону.
Последний день путешествия. Ветер с полудня пригонит завтра дождевые тучи, а сегодня несет нас к Массалии — мы летим к дому, словно скаковая лошадь. Я велел убрать весла.
Полдень. Агафон бежит на корму с криком:
«Белая голова! Массалия, Массалия!»
Все готовы сесть за весла, хотя ветер не слабеет… Не могу их остановить. Я стою под акростолием и возношу благодарность Артемиде и Аполлону. Мы подходим к порту.
Весла ударяют о воду в ритме полного хода. Гребцы прибудут в Массалию обессиленными. «Артемида» летит по воде, как корабль феаков, на котором Улисс возвращался на Итаку. Нос рассекает пену волн — мы обгоняем даже их.
Велю раздать вино, хлеб и сухари, чтобы подбодрить гребцов. Они выкрикивают названия гор, окружающих Массалию, как только их вершины показываются из-за горизонта.
— Копна! Берга! Кекилистрий! Острова… Стойхады! Первый остров! Внимание — Плоский остров!
Венитаф сходит с ума от радости. Он так крутит свою бороду, что завил ее в косички на египетский манер. Наконец и я присоединяюсь к ликованию остальных. Мне дано вновь увидеть Массалию! Так ли важно, что не удалось обойти Европу по Океану! Я видел Трон Солнца, Базилию, Туле — до меня там никто не бывал… Я видел… Мои числа обладают силой. Встреча с тимухами не страшит меня.
Четвертый час после полудня. Виден Фарос! За ним — проход в Лакидон. На крепостных стенах и скалах собралась толпа. Вышлют ли архонты две монеры навстречу,
Наконец-то! Из порта выходят два судна. Одно из них — монера Эвтимена. Он стоит на носу и радостно жестикулирует. Он что-то кричит, но я пока не понимаю смысла его слов… Наконец слышу:
— Боги всегда соединяют друзей! Таковы слова оракула. Я кричу в ответ:
— Я видел Солнце ночью!
Пора выполнять маневр. Я велю подобрать паруса. Приказываю сушить весла, давая монерам время на разворот.
На второй монере теснятся архонты. Я приветствую их, и они, улыбаясь, отвечают мне.
Парменона с ними нет…
ВОЗВРАЩЕНИЕ В МАССАЛИЮ
Четвертый день перед концом третьей декады Пианепсиона [30] . Привел в порядок записи и велел переписать набело все, что день за днем заносил в дневник во время чудесного путешествия к Трону Солнца.
Янтарь купили торговцы Египта и Эллады. Тимухи были недовольны, что я продал все оптом, а не сбывал мелкими партиями. Так можно было выручить значительно больше золотых талантов.
30
Примерно 10 ноября.
Олово ушло в Арсенал, где его смешают с иберийской медью для изготовления необходимой кораблестроителям бронзы.
Я щедро расплатился со своими гребцами и гребцами Эвтимена. Архонты пожизненно назначили меня навархом «Артемиды», намекая, что уход за ней возлагается на меня, если казначейство по каким-то причинам откажется оплачивать расходы по ее содержанию. Эвтимен командует «Гераклом».
Первый день Мемактериона [31] . Стены города не столь протяженны и не столь широки, как стены Вавилона, и я часто сталкиваюсь с гребцами. Их грызет скука после богатой приключениями экспедиции.
31
Примерно 15 ноября.
Некоторые считают себя почти богачами, получив свою долю янтаря и денег. Они нередко гостят в тавернах Нижнего города. Без устали, как новоявленные Улиссы, они рассказывают, что видели и делали во время путешествия. Я читал свой бортовой дневник перед архонтами и тимухами, и они теперь толкуют о событиях, более всего поразивших их воображение.
Я встретил Агафона и Эвтифрона, кипящих от негодования, — их оскорбил Кинф, держатель постоялого двора «Позолоченный медвежонок». Ссора разгорелась из-за пустяка.
— А у гиппоподов женщины — кобылы? — невинно спросил их торговец сушеными фигами Порфир.
И многие вместе с ним засмеялись. Эвтифрон ответил пощечиной. Друзья Порфира принялись вовсю поносить обоих гребцов, и им пришлось удалиться по требованию Кинфа, которому не хотелось, чтобы в драке пострадали его амфоры и кружки.
— И все же мы знаем, кто такие гиппоподы! — воскликнул Агафон. — Ты все объяснил нам.
— Пусть болтают всякую чепуху, — посоветовал я им. — Главное — вы верите в то, что видели собственными глазами.